– Я говорю это вам не для того, чтобы унизить вас, – быстро произнесла Кларисса. – Я хочу сказать, что даже при том, что она имела то, что вы хотели, у нее не было всего. Наверное, это просто невозможно.
Лидия медленно повернулась, теперь на ее лице вместо стыда проступило любопытство.
– Она была счастлива?
Кларисса вздохнула и заглянула в прошлое, вспоминая смех матери и ее улыбки. Маргарет Крамбри никогда не показывала, как тяжело ей порой приходится. Она никогда не унывала и даже во время болезни всегда улыбалась. Вот почему они так сильно любили ее.
– Думаю, часть ее, наверное, была ужасно несчастна, – сказала наконец Кларисса. – Я знаю, что меня бы такое точно расстраивало. Однако она никогда не показывала этого. Мама однажды сказала мне, что счастье – это выбор. Если ты выбираешь хандру и мрачное настроение, ты такой и будешь; но если ты хочешь быть счастливой и наслаждаться тем, что предлагает жизнь, тогда у тебя и будет это счастье. Она говорила, что ничто не бывает только плохим или только хорошим, что жизнь предлагает каждому смесь того и другого – хотя часто в своей жизни мы видим только плохое, и нам кажется, что остальные счастливее нас. Она говорила, что мы должны наслаждаться хорошим, несмотря на плохое, иначе жизнь может задавить нас и лишить надежды, а без надежды жить невозможно.
– Твоя мать, похоже, была очень мудрой, – тихо сказала Лидия. В ее глазах стояли слезы. – Жаль, что я не узнала ее, пока она была жива. Может быть, несколько вовремя сказанных мудрых слов – и я не превратила бы свою жизнь в непоправимый кошмар.
– Это действительно непоправимо? – спросила Кларисса. Лидия горько усмехнулась.
– О, я не знаю, – сухо сказала она. – Ты мне скажи. Я старею и толстею – как матрона – и я замужем за человеком, который ненавидит меня, и с падчерицей, которая тоже меня ненавидит.
– Я не ненавижу вас, – тихо сказала Кларисса.
– Но твой отец – да.
– Он...
– Пожалуйста, – Лидия подняла руку, – не пытайся убедить меня, что это не так. Вначале я думала, что он просто равнодушен. Он любил твою мать, а она умерла, будучи еще молодой. Она всегда будет молодой и красивой в его глазах. Я никогда не могла соперничать с ней, ни тогда, ни сейчас. Но со временем пришло презрение. Думаю, я заслужила это. Я была несчастна в своем разочаровании и сделала вас всехтоже несчастными. Теперья твоему отцу даже не нравлюсь. – Она решительно подняла глаза на Клариссу и сказала: – Я омерзительна ему настолько, что он готов поверить, что я пыталась убить тебя. – Лидия покачала головой, в ее глазах была боль. – Как мог он подумать такое? Я понимаю, что он не любит меня, но разве он совсем не узнал меня за все эти годы?
– Я уверена, что он на самом деле не верит в это, – сказала Кларисса, всем сердцем сочувствуя мачехе. Она никогда не видела Лидию такой уязвимой. Она никогда не осознавала, насколько несчастна эта женщина. Или, если точнее, она считала, что Лидия, видимо, несчастна настолько, чтобы делать несчастными всех окружающих, но не понимала – или не утруждала себя пониманием – почему. Клариссе никогда не приходило в голову поинтересоваться, почему у нее нет братьев и сестер. Или спросить, какие мечты были у Лидии и превратились ли они в реальность. Похоже, у Лидии была волшебная жизнь в детстве и совсем не такая счастливая в зрелости.
– Он открыто обвинил меня в этом и предупредил, что, если с тобой что-то случится, он добьется, чтобы меня повесили. Я уверена, что он и правда думает, что это я стою за всеми этими несчастными случаями, – сказала Лидия. Она вздохнула. – И это тоже моя собственная вина, потому что я настояла и забрала у тебя очки.
– Я уверена, что на самом деле он не верит в это, – повторила Кларисса. – Просто мужчины решили, что это должен быть кто-то, кто сейчас находится здесь и кто был тогда в Лондоне, и этот список очень короткий.
– И я в нем, – пробормотала Лидия, со вздохом откидываясь на спинку стула. – Полагаю, теперь я уже никогда не увижу от твоего отца ничего, кроме ненависти.
Кларисса помолчала, потом сказала несмело:
– Лидия, если моя мать была права и мы можем выбирать, быть ли нам счастливыми... Я хочу сказать, если бы вы все время не хандрили и не пытались сделать несчастными всех окружающих, может быть, папа нашел бы возможность полюбить вас.
