Мать присела на небольшой французский стульчик, достала из сумки книжку и приготовилась ждать, пока дочь не перемерит все и не отберет то, что ей нравится. Вид у матери был очень довольный, похоже, она собиралась закупить всю эту кипу.
– Посмотри, какая милая клетчатая юбочка. Почему бы не начать с нее? – Она протянула дочери черно-голубую юбку. Джой было потянулась за ней, но в последнюю секунду отдернула руку, и юбка упала на пол.
– Джой! Не смей бросать вещи на пол!
– Это просто кусок дерьма!
– Дорогая, нельзя ли потише! – Внезапная ярость дочери привела мать в замешательство. Какое-то мгновение она выглядела растерянной.
Смущение сменилось полным изумлением.
– Нельзя! – Джой сказала это настолько громко, насколько осмелилась. Одна ее половина бунтовала, другая – еще подчинялась правилам. Совсем доводить мать ей все же не хотелось.
– Шшш!!! – зашептала мать. Она даже покраснела, что вызвало у Джой новый приступ раздражения.
В то же мгновение в примерочной показалась голова продавщицы. Она приторно улыбалась, делая вид, что ничего не слышала.
– Ну, как идет примерка? Все подходит? – спросила она.
– Паршивые шмотки, – ответила Джой.
Продавщица вопросительно посмотрела на Эвелин.
– У нее вот-вот начнутся месячные, – объяснила мать, хотя было ясно, что это не так.
– Ну, хорошо, если вы надумаете, позовите мисс Ронзини, это я и есть. – Продавщица удалилась.
Анжи Ронзини вернулась на свое обычное место, пребывая в полной уверенности, что ребенок выиграет сражение с матерью, и ничего они не купят.
Она все еще стояла посреди зала, когда заметила, что мать и дочь подошли к лифту. Девочка-подросток встала нарочно подальше от матери. Можно было подумать, что они вовсе незнакомы, что они с трудом находят общий язык.
Здоровенный охранник стоял прямо у входа в «Параферналию», он попросил Эвелин оставить сумку с покупками внизу, рядом с ним.
– Здесь одни только книги, – сказала она, поднимая пакет.
– Таково правило, мадам. – Он взял пакет из рук Эвелин до того, как она успела открыть рот.
Громкий рок, вырывавшийся из динамиков, заполнял весь первый этаж, говорить при таком шуме было невозможно. Эвелин последовала за Джой, которая вела ее через ряды пальто и другой одежды к ступенькам в конце первого этажа, к самым задворкам магазина. Они поднялись, и Джой указала на металлический стульчик, напоминавший скорее сиденье трактора. Эвелин присела, – ей было неудобно, поскольку форма стула заставляла неестественно выставить ноги. Различие между удобным стулом в стиле Людовика XIV в «Бонвитс» и этим тракторным сиденьем в «Параферналии» и было той разницей, которая существовала между поколениями Эвелин и Джой. Такая же разница, как между чулками и колготками, между Колом Портером и Миком Джэггером, парадом доблестной американской армии и антивоенной демонстрацией.
Эвелин наблюдала, как Джой выбрала несколько юбок, футболок и модных брючек и исчезла в примерочной. В поле зрения Эвелин попали юные девочки – продавщицы. Все, без исключения, в рискованных мини-юбках, покачивающие бедрами в такт музыке. Они с отрешенным видом, рассеянно отвечали на вопросы юных покупателей.
Наконец Джой появилась из примерочной с выбранными вещами: двумя хипповыми мини-юбочками, парой джинсов и двумя футболками из непонятного материала, похожего на сатин. Мать и дочь спустились на этаж ниже, где Джой выбрала темно-красный плащ из винила с металлическими заклепками. Эвелин пошла оплачивать покупки.
Эвелин вышла из магазина, довольная, что наконец избавилась от оглушающей музыки, что получила назад свой пакет с книгами, что ссора, вызванная покупкой одежды, закончилась. Она спросила, не хочет ли Джой остановиться по пути и выпить содовой.
– От нее только толстеешь, – сказала Джой. – Лучше выпью воды дома.
Она унаследовала от отца астеническое телосложение, но постоянно сидела на голодной диете. Это волновало Эвелин, которая пыталась следить за здоровьем дочери, но все уговоры и просьбы встречали яростный отпор.
В этот вечер, после ужина, Джой вошла в кухню и сразу же исчезла в своей спальне с огромной голубой коробкой английской соли и бутылкой хлорки. В девять часов Эвелин заглянула к ней, желая убедиться, что дочь к десяти будет в кровати. Эвелин постучала, Джой откликнулась, пригласила ее зайти. Комната Джой была одновременно похожа и на комнату маленького ребенка с его плюшевыми медведями и другими атрибутами детства, и на комнату девочки-подростка, увлеченной роком и «Битлз». Дверь в ванную была приоткрыта, и Эвелин спросила, можно ли войти.
