Он качнулся на стуле и расстегнул пиджак. Когда он заложил руки за спину, Эвелин увидела, что под искусно сшитым костюмом скрывается уже дрябнущее стареющее тело. Впервые она обратила внимание на сеть прожилок на его щеках и мясистой части носа. Он показался ей омерзительным. При одной мысли о том, что это толстое, обработанное дорогим массажистом тело будет лежать поверх нее, она поежилась. Неужели он всерьез думает, что она хочет с ним переспать? Сумасшедший Виктор Хелден, с его влажными поцелуями и уставшим членом.
– Послушай, Эвелин. Если тебе охота потрахаться, найди себе молодого жеребца. Парня, который сможет делать это всю ночь напролет. Поверь мне, ты будешь чувствовать себя на миллион долларов, когда в тебя будут закачиваться эти молодые соки.
– Я подумаю об этом, Виктор.
– Пока, детка, – сказал Виктор уходя.
Эвелин обратила внимание, что он, против обыкновения, не поцеловал ее на прощание.
Она осталась в квартире одна. Сложив грязные тарелки в посудомоечную машину, она бросила салфетки в бельевую корзину, убрала бокал, оставленный Виктором на журнальном столе, и вытряхнула пепельницу. Когда она закончила, в квартире не осталось никаких следов его визита.
Гораздо труднее было стереть рубцы, оставшиеся у нее в душе. Эвелин сняла макияж и, повинуясь внезапному порыву, встала под душ. Обычно она принимала ванну, но сейчас ей казалось, что душ лучше смоет ту грязь, которую она на себе ощущала. Она вымыла волосы и отскребла тело жесткой щеткой из верблюжьей щетины, которую подарил ей брат. Закончив, она вытерлась и прошла к стенному шкафу, чтобы взять халат. Ее вещи висели с одной стороны, вещи Ната – с другой. Она смотрела на его дорогие костюмы, спортивные куртки и брюки, аккуратно развешанные на деревянных плечиках. Нат обожал шмотки. Он и сам часто смеялся, что он как женщина: когда у него плохое настроение, он идет в магазин и покупает себе что-нибудь новое. Она взяла один пиджак и поднесла к лицу. Его запах. Запах Ната.
Эвелин прошла в кухню и взяла большой мясной нож, который она купила, когда еще посещала кулинарные курсы Джеймса Берда. Вернувшись в спальню, она села на пол и принялась за летний пиджак из терракотовой рогожки от Сен-Лорана. Там, где ткань подгибалась и толщина удваивалась, резать приходилось с усилием, но Эвелин настойчиво продолжала резать и в результате искромсала ткань в клочья, которые падали на ковер.
Она изрезала также пиджак от Меледандри, как вдруг этот вид одежды ей надоел. Тогда она сняла с вешалки пару серых фланелевых брюк и аккуратно вырезала «молнию». На это не ушло много времени.
Методично она изуродовала каждую пару брюк из гардероба Ната. Покончив с брюками, она встала, оставляя испорченные вещи разбросанными как попало.
Она прошла в переднюю, взяла непочатую бутылку виски и вернулась с ней в ванную. Здесь она проглотила разом целый пузырек валиума. Он был почти полон, поскольку она получила новый рецепт всего неделю назад. Секонала было мало – всего капсул двенадцать, но она проглотила и их. После этого она проглотила остатки элавила. Она прикончила шесть таблеток ампициллина, оставшихся со времени ее отита; она выпила доннатал, который принимал Нат, а также компазин, который когда-то давно врач выписал от укачивания. В аптечке оставалась только кодеиновая микстура от кашля, и она выпила и ее тоже.
Закрыв аптечку, Эвелин посмотрела на себя в зеркало. Ее чистые, но не уложенные волосы почти уже высохли. Давненько они не высыхали естественным образом, без завивки и укладки феном в салоне. И по-прежнему они вились мелкими завитками, как и тогда, когда ей было четырнадцать лет. И как и тогда, она ненавидела эти завитки.
Прихватив бутылку виски, Эвелин легла на кровать и заставила себя выпить все ее содержимое.
Свободна. Теперь она свободна.
А за каким чертом нужна свобода женщине в ее возрасте?
