Эрни и его родители приехали в четверг в половине третьего. Выпив за беседой хересу, они проследовали в гостиную, где их ждал обильный обед: индейка в клюквенном желе, сладкий картофель с фасолью, горячие бисквиты с соусом и наконец на десерт – мороженое. Все это подавалось служанкой-мулаткой, специально приехавшей сюда из Нью-Йорка, чтобы в выходные помочь матери Эвелин по хозяйству.
Говорили, как водится, и о делах, и о политике. Саймон и Вальтер рассуждали о том, как может отразиться на деле Саймона, занимавшегося импортом щетины, появление нейлона, все более широко использующегося при изготовлении дешевых зубных щеток. Они сошлись на том, что распространение синтетических изделий, несомненно, повлечет за собой уменьшение импорта наиболее дешевых сортов щетины, но рынок высококачественных товаров – щетины кабана, буйвола и ламы – скорее всего не пострадает. Затем они перешли к «новому и справедливому курсу», предложенному Трумэном, к мерам борьбы с послевоенной инфляцией и к черному рынку, зарождающемуся во всех сферах, начиная с пшеницы и кончая автомобилями.
Не обошли вниманием и широкие модные лацканы Пита, воскресив тем самым у Эвелин затухающие было болезненные воспоминания о Нате Бауме. И как раз в этот момент дядюшка Вальтер обнял ее и, ласково прижав к себе, спросил при всех о том, когда у молодых будет свадьба.
– Ну что, молодежь, давно пора оформить ваши отношения.
Высокий и худощавый дядюшка Вальтер был очень добрым человеком, но тем не менее Эвелин почему-то всегда уворачивалась от его поцелуев: его густые рыжие усы неприятно щекотали ей лицо.
– Мне бы хотелось видеть на твоем пальце сверкающий бриллиант.
Эвелин покраснела. Ей было неловко чувствовать себя в центре внимания. Ее мать, отец, Пит, тетушка Би, Эрни и дядюшка Вальтер – все смотрели на нее, ожидая, что она скажет. Наконец Фанни, мать Эвелин, дипломатично заметила:
– Давайте оставим их одних. Я думаю, что девушке было бы гораздо приятнее слышать предложение наедине.
– Ты, как всегда, права, – сказал ее муж. Саймон улыбнулся Эвелин, выведя ее тем самым из замешательства, в котором та продолжала пребывать. Он забывал о том, насколько чувствительна его дочь. Девушка была очень скромна и никогда не выказывала своих чувств. Но Саймон знал, насколько она ранима, и в душе ему очень импонировал сентиментальный характер дочери.
Саймон подошел к серванту и достал оттуда коробку с пятидесятицентовыми гаванскими сигарами, которые он берег для особых случаев, и передал ее Питу и Эрни, стараясь подчеркнуть равное отношение к двум молодым людям, один из которых был его сын, а другой – без пяти минут зять.
Когда они закурили, Саймон осмотрел большой, отполированный до блеска стол в стиле Шератон, который можно было раздвинуть и усадить много больше гостей, и остался доволен самим собой и жизнью, которую он сам создал. Саймон Эдвардс с оптимизмом смотрел в будущее. Он с нетерпением ждал того дня, когда Пит полностью возьмет дело в свои руки, а Эвелин счастливо выйдет замуж и нарожает ему внуков. Саймону нравилось быть отцом, и он уже предвосхищал удовольствие, которое будет получать, став дедушкой. Гости прошли опять в гостиную, куда должны были подать кофе.
– Пойдем покатаемся, – предложил Эрни.
Он взял отцовский «кадиллак», и они отправились к месту их обычных свиданий. Они остановились на проселочной дороге, ведущей на лесистый холм, – оттуда открывается великолепный вид на футбольное поле. Стадион был пуст. В этом году традиционная игра по случаю Дня Благодарения проходила в другом месте. Эрни обнял и поцеловал Эвелин, как он делал не раз во время предыдущих свиданий.
– Тебе не кажется, что отец прав? Насчет помолвки?
Эвелин ничего не ответила, и Эрни, волнуясь, продолжал:
– Мы могли бы объявить о нашей помолвке на Рождество и пожениться в июне, сразу же после того, как я закончу учебу. Папа пообещал, что мы проведем свой медовый месяц в Гаване. Это будет его свадебным подарком. – Этим приятным сообщением он решил закончить свое предложение.
Глядя на молчащую Эвелин, Эрни решил, что ее переполняют чувства. Он взял ее голову в свои руки и нежно прижал к груди, расценивая ее молчание как согласие. Но Эвелин вдруг высвободилась из его объятий, закрыла лицо руками и разрыдалась. Молодой человек совершенно растерялся, не зная, как себя вести.
