Именно такие рассуждения привели в 1970-е годы австрийского этолога Иренеуса Эйбл-Эйбенфельдта к одной оригинальной идее: нельзя ли предположить, что первоначально любовь была задумана не для отношений мужчины и женщины? По Эйбл-Эйбенфельдту, любовь впервые связала не их, а мать и дитя. Любовь — следствие необходимости воспитывать потомство, а не результат сексуальности. «Половое влечение есть весьма причудливое средство порождения привязанности, но у нас, людей, оно играет в этом отношении большую роль. Несмотря на то, что это одно из древнейших влечений, оно — за редкими исключениями — не способствует формированию долговременной индивидуальной привязанности. Любовь коренится не в сексуальности, которая служит лишь дополнительным стимулом, усиливающим привязанность» (59).
Эйбл-Эйбенфельдт писал это, имея перед глазами высказывания своего наставника Конрада Лоренца, который считал любовь побочным следствием агрессивного общественного поведения. В противоположность своему учителю Эйбл-Эйбенфельдт рисовал образ человека не столь «зоологическими» мазками. Эйбл-Эйбенфельдт — чуткий гуманист, в чем ни в коем случае нельзя упрекнуть Лоренца. Тем не менее модель Эйбл-Эйбенфельдта не снискала ни популярности, ни лавров. Напротив, началось победное шествие модели Элен Фишер. На первый взгляд утверждения Фишер представляются убедительными и логичными, но только на первый взгляд. Законы природы не следуют законам человеческой логики, согласно которой каждый следующий шаг вытекает из предыдущего — сексуальность, влюбленность, любовь. Но такое построение не делает истинной историю, кажущуюся нам вполне осмысленной, ибо у природы нет рафинированного генерального плана движения от вожделения до любви. Скорее, это рафинированный конструкт человеческого ума, испытывающего потребность задним числом упорядочить хаос, царящий в природе и культуре.
Напротив, Эйбл-Эйбенфельдт исходит из предпосылки о том, что самой сильной в животном царстве является привязанность матери к детенышу, по крайней мере у животных, которые ухаживают за своим потомством. Жертвенное поведение львиц, защищающих потомство, — это не поэтическое преувеличение, и такое поведение характерно не только для львиц. Мнение о том, что любовь зарождается после рождения детенышей, а не за недели или месяцы до него, хорошо объясняет тот факт, что обоюдная привязанность матери и ребенка у человека тоже, как правило, является более глубокой и надежной, чем обоюдная привязанность мужчины и женщины.
Гамбургский психотерапевт Михаэль Мари тоже считает любовь между матерью и ребенком источником любви вообще: «Мать (или другой самый близкий человек) представляется ребенку гаванью, защищающей его от всех бед и несчастий. Именно с матерью связан опыт самой сильной из всех мыслимых привязанностей, опыт интимной привязанности, обусловленный телесной, эмоциональной и психологической близостью. Под влиянием этого раннего и неизгладимого опыта интимное отношение отливается в законченную форму, задающую требования к переживаемой человеком привязанности. Нет поэтому ничего удивительного в том, что в зрелом возрасте люди ищут такой же интимной близости в отношении, в котором психологический аспект сливается с эмоциональным и телесным: в интимном отношении к любимому человеку» (60).
Судя по всему, источником любви является материнская или — у некоторых видов — родительская забота. Тот, кто заботится о потомстве, должен угадывать потребности и чувства своих подопечных. Эту способность мы наблюдаем у многих животных. От заботы о потомстве через уход за уязвимыми или ранеными сородичами живые существа перешли к любовным отношениям, связывающим взрослых, не состоящих в родстве особей. Мало того, по мнению специалиста по детской психологии из университета Джорджа Вашингтона Стэнли Гринспена и его соавтора, философа Стюарта Шенкера из Йоркского университета, в отношениях матери и ребенка следует искать колыбель зарождения языка и культуры. В их замечательной книге «The first Idea» («Первая мысль») авторы описывают рождение человеческой культуры из языка тела и жеста, которым объясняются между собой мать и дитя.