Сама же Пенелопа превратилась в ком нервов. Сторона тела, которой она прижималась к Габриэлю, неистово горела. С каждым очередным шагом его мышцы словно сдавливали ее, лишая возможности пошевелиться и даже вздохнуть. Другая же сторона онемела от ветра и ледяного дождя. Такие контрастные ощущения начинали сводить Пенелопу с ума.
Габриэль обхватил ее руками, насколько возможно, и Пенелопа, несмотря ни на что, почувствовала себя защищенной.
– Почти пришли, Пен.
Она взглянула на поместье. Внушительных размеров здание едва просматривалось сквозь туман, который, однако, постепенно рассеивался. Все же путь предстоял не такой уж близкий. А Пенелопа тем временем все отчетливее ощущала, как в ее душе зарождаются новые, знакомые и чужие одновременно чувства. Господи, да что же с ней творится? Неужели такова ее судьба – связывать жизнь с мужчинами без будущего? Сначала Майкл, а теперь и Габриэль. А между ними – никого.
Пенелопа глубоко вздохнула. Нужно взять себя в руки. Немедленно. Ведь как поступают с непрошеными гостями? То же касается и незваных чувств.
Пенелопа задумалась. Возможно, она просто слишком долго сдерживала свои душевные порывы. Вероятно, ее нынешние ощущения – это спонтанный всплеск подавленных страхов и нездоровых мыслей. Поэтому она должна храбро встретить внезапно возникшее влечение и разнести его в пух и прах.
Пенелопа искоса разглядывала профиль Габриэля. Его лицо за два года заметно осунулось. И сам он сильно похудел, однако его плечи сейчас почему-то казались шире. Его прежде красивые длинные волосы теперь коротко острижены. Пенелопа могла бы охарактеризовать его внешность как строгую и слишком простую.
Однако Габриэль по-прежнему оставался поразительно красивым мужчиной. Возможно, даже более красивым, чем раньше.
Пенелопа постаралась обуздать свои окончательно запутавшиеся мысли. Она ведь вовсе не собиралась выискивать в Габриэле черты, которые вызвали бы у нее еще большую симпатию, будь она проклята!
И сам тип внешности Габриэля был далек от ее идеала. Он сильно отличался от Майкла… Они разные, просто как день и ночь. Романтичный блондин Майкл мгновенно покорил ее юное сердце. Его образ во всех отношениях – противоположность мрачному Габриэлю.
«Может, поэтому он тебе и нравится, – шептал голос в голове Пенелопы. – Он не имеет ничего общего с мужчиной, разбившим твое сердце».
Пенелопа не смогла сдержать слезу, та же, однако, осталась незамеченной, будучи мгновенно смытой неугомонным потоком дождя. Нельзя так думать. Майкл никогда не обидел бы ее нарочно. Он просто был безнадежно болен.
«Как и Габриэль».
Сердце заледенело. Пенелопа потерла ладонью лицо, сделав очередной глубокий вдох. Все верно. Ей давно пора избавиться от своих упрямых, несбыточных желаний и хоть немного приоткрыть глаза на суровую реальность.
Ужасная ирония: впервые после смерти мужа она испытала какое-то чувство к мужчине. Но к мужчине, с которым, увы, она никогда не сможет быть вместе. Она никогда больше не позволит юношеской опрометчивости надломить свою жизнь – как это случилось в первом браке. И ее предательские чувства покорятся воле разума. Пенелопа откровенно удивлялась, как они вообще могут пребывать в таком разладе.
Но… что, если это не так? Пенелопа знала, как сильно эмоции, разум и тело связаны между собой. Заболевание Габриэля вызвало у Пенелопы сильнейшее любопытство – она не могла этого оспорить. Возможно, чувствительная особа просто перепутала влечение с проявлением острого интереса.
Успокоившись, Пенелопа расслабилась. Да. Все так и обстоит. По крайней мере по дороге в поместье она убедила себя именно в этом.
Дверь в Викеринг-плейс отворилась, едва Габриэль ступил на главную дорожку. Им навстречу ринулся слуга, на ходу раскрывая большой черный зонт. Его сопровождал Деннингс. Этот санитар, похожий на гориллу, сильно выделялся среди всего персонала клиники. Аллен же остался в холле, наблюдая за происходящим через открытую дверь.
Габриэля с Пенелопой встретили неподалеку от лестницы, и он сильнее прижал ее к себе. Он признавал, что это довольно сладкая пытка – нести очаровательную леди на руках, крепко сжимая в своих объятиях. Путь казался бесконечно долгим, и Габриэль ощутил себя на втором круге ада «Божественной комедии» Данте – том самом, где наказывалась похоть. Сластолюбцы должны были целую вечность нести на руках объект своей страсти и никогда не познать его.
