— Вы не сможете сегодня уехать домой, — заметил мистер Фитцгиббон. — Жаль, но ничем не могу помочь. У нашего друга из грузовика открылось кровотечение, потребовалась повторная операция.
— О, какой ужас! Это очень опасно? Что-нибудь с ногой?
— Нет, была повреждена грудная клетка. Я обнаружил, когда осмотрел его повторно. Нужно было оперировать немедленно.
Он вновь погрузился в свои бумаги, и она вышла из кабинета. Ее так и подмывало повиниться перед ним за свой низкий эгоизм. Она скулила, что опаздывает на поезд, когда у него были дела, от которых зависела жизнь человека. За чаем Флоренс рассказала об этом миссис Кин, и разумное замечание регистраторши ее успокоило: в конце концов девушка не знала всех обстоятельств, а значит, упрекнуть ее не в чем.
Опоздавшая больная отняла у доктора всего двадцать минут, зато на последнюю пациентку — застенчивую даму преклонного возраста, пришедшую вместе с мужем, — потребовалось вдвое больше времени, отчасти потому, что перед осмотром пришлось ее долго уговаривать и подбадривать. Когда же Флоренс помогала ей одеваться, даме стало нехорошо, что еще отсрочило ее уход. Медсестра уложила ее на кушетку и, обняв за плечи, принялась успокаивать, пока та плакала.
— И почему это случилось именно со мной? — со слезами жаловалась больная. — Ведь я никогда не курила. Как вы считаете, мистер Фитцгиббон правда меня вылечит?
— Конечно, если он так сказал, — твердо заверила ее Флоренс. — Вам не следует бояться операции, вы ничего не почувствуете и через несколько недель будете здоровой. Ведь он же вам обещал. Пойду сообщу доктору, что вы готовы, а вы возвращайтесь в кабинет, там он вам все объяснит. Можете его обо всем расспросить, он добрый и умный человек.
— Вы такая милая девушка! Не обращайте внимания на бред старой женщины. — Она дружески похлопала Флоренс по руке. — Мы еще увидимся?
— Да, конечно, через несколько недель, когда вы придете на осмотр после операции. Я буду вас ждать.
Когда пожилая пара ушла, нужно было еще столько всего сделать. Флоренс начала приводить в порядок процедурный кабинет, потом заглянула к мистеру Фитцгиббону спросить, не желает ли он кофе.
Он отказался, продолжая работать за столом, а когда она уже закрывала дверь, зазвонил телефон.
— Вы ответите, ладно? — попросил он Флоренс. — И спросите, кто звонит?
Конечно, Элеонор, подумала Флоренс, и не ошиблась. В трубке раздался громкий голос, который довольно настойчиво потребовал к телефону мистера Фитцгиббона.
— С вами хочет говорить мисс Пейтон, сэр.
Он что-то тихо проворчал и взял у нее трубку.
Флоренс вышла из комнаты и, пока нарочито медленно закрывала дверь, слышала, как он ответил:
— Элеонор, я страшно занят…
Девушка держала дверную ручку, так что оставалась щель.
— Нет, это практически невозможно, я буду работать… — последнее, что услышала Флоренс, закрыв дверь, и осталась словами врача вполне довольна.
Мистер Фитцгиббон, не обращая внимания на пронзительный голос Элеонор, с улыбкой наблюдал за тем, как беззвучно поворачивалась дверная ручка.
Вскоре Флоренс вошла в кабинет сообщить, что работу закончила, и спросила, можно ли ей уйти, на что он, оторвавшись от своих бумаг, сказал, что она ему на сегодня больше не нужна и поэтому может быть свободна. Пожелав ей спокойной ночи тоном, явно свидетельствовавшим, что разговор закончен, он вновь принялся писать.
В ответ Флоренс резким голосом пожелала спокойной ночи. Мог бы по крайней мере выразить сожаление, что она опоздала на вечерний поезд! Хорошо бы, эта Элеонор, со своими бесконечными требованиями дорогих развлечений в шикарных ресторанах, в конце концов ему надоела, говорила себе Флоренс по дороге к дому, где ее ждал полноценный ужин, приготовленный миссис Твист.
Небольшой, в георгианском стиле дом мистера Фитцгиббона находился в десяти минутах езды от места работы. Приехав домой, он переоделся в старый, прекрасно сшитый на заказ твидовый костюм, сказал Крибу, который вместе с женой вел у него хозяйство, что вернется в воскресенье вечером, свистнул к себе Монти, пса безвестных кровей, и вместе с ним сел в машину.
