Вирджиния промолчала, и потому после некоторой паузы в разговор вступил Ингрэм Эш.
— Боюсь, Карл, что именно этого наша леди как раз и не хотела бы допустить. Она усматривает свою добродетель в том обстоятельстве, что оставалась равнодушной к ухаживаниям Эрнста, и на этом основании не считает себя обязанной «с почтением» отнестись к его последней воле, равно как и к его заботе о ней самой.
Вирджиния судорожно вздохнула и устремила на Ингрэма Эша такой яростный взгляд, что он просто не мог ошибочно истолковать его истинный смысл.
— Все это совершенно не так! — заявила она. — Я действительно тронута его заботой обо мне, причем в гораздо большей степени, чем могу это выразить словами. Однако я не считаю себя вправе извлекать из этого какую-то личную выгоду, равно как и брать на себя подобную ответственность. Кроме того, мне известно, что те же самые «верные слуги», которые, возможно, были у Эрнста, не согласились принять меня. Я…
— Фрейлейн, — с умеренно выраженным чувством протеста перебил ее Карл Брундт, — вы должны помнить, что они, точнее, все мы были попросту шокированы этой утратой. Неудивительно поэтому, что, возможно, некоторое неуважение к вам как к иностранке…
Однако Вирджиния уже вслушивалась в интонации другого голоса, который принадлежал отнюдь не юристу, а Ингрэму Эшу.
— Иными словами, вам недостает смелости взяться за гуж и проверить себя, сдюжите ли, не так ли?
Она встретилась с ним взглядом. Наступила решающая минута всего разговора.
— Уверена, что вместо «смелости» у вас было припасено другое, гораздо более вульгарное словечко, — с горячностью произнесла Вирджиния. — Интересно, почему же вы им не воспользовались?
— Будь вы мужчиной, определенно воспользовался бы.
— А если допустить, что я переменю свое решение? Что я все же решу, как вы выражаетесь, взяться за гуж — что тогда?
Если она и ожидала увидеть признаки какого-то удивления или чего-то похожего на шумный восторг, то ни того ни другого так и не случилось.
— В таком случае я бы поставил себе высшую оценку за успешно проведенную операцию. Действуйте. В конце концов, что вы теряете?
Глянув мимо нее в сторону юриста, он поднялся и проговорил:
— Полагаю, что с юридическими деталями вы справитесь и без меня. И все же хочу пригласить тебя, Карл, перед ленчем пропустить со мной по стаканчику.
С этими словами Ингрэм Эш вышел из комнаты.
После того разговора Вирджиния пережила несколько довольно суматошных дней, повлекших за собой серию продолжительных бесед с герром Брундтом, одинокое возвращение в Ним, чтобы завершить там свои личные дела, неискоренимый страх перед масштабностью той задачи, которую она взвалила на свои плечи, а также постоянную нервотрепку в связи с осознанием того, что на протяжении всего этого времени она являлась объектом самой пристрастной критики, которую могли позволить себе как обитатели имения «Вайнберг Раус», так и жители всего Кенигсграта.
При мысли о том, что она изменила свое решение под воздействием колкой насмешки Ингрэма Эша, Вирджиния невольно поежилась. Правда, она всячески пыталась убедить себя в том, что если на ее позицию в данном вопросе что-то и повлияло, так это было высказанное в вежливой форме Карлом Брундтом предположение насчет того, что Эрнст, уверенный в своей способности добиться ее согласия на брак, думал и заботился в первую очередь о ней самой. Он искренне верил в то, что перед смертью судьба отпустит ему достаточно времени, чтобы Вирджиния смогла как следует обосноваться в «Вайнберг Раусе». Таким образом, столь поспешно составленное завещание явилось лишь своего рода мерой предосторожности: Эрнст просто не мог предположить, что так скоро заставит ее — незамужнюю и необеспеченную — столкнуться с серьезными проблемами наследства, которое он оставил ей исключительно ради ее же пользы и защиты.
В еще большей степени Вирджиния предпочла бы поверить в то, что причиной ее первоначального отказа явился шок и что в глубине души она все это время прекрасно осознавала необходимость принять этот вызов судьбы.
А это и в самом деле был вызов судьбы. «Вайнберг» отнюдь не являлся эдакой золотоносной жилой. Напротив, это было замкнутое индивидуальное хозяйство, успехом обязанное лишь умному и квалифицированному руководству. Все эти люди выращивали и лелеяли свой виноград и собирали урожай, работая преимущественно вручную, а потому не ставили перед собой цели налаживания коммерческого производства вина. Вместо этого всю свою продукцию они, как и соседние виноградари данного района, отправляли в пресс-цеха знаменитых и имеющих международную славу винодельческих предприятий Кёльна, Дюссельдорфа и Бонна.
