– Но почему? Кто они такие, Стар?
– Мои враги.
– Враги? Этот мужчина и эта женщина? – Майна отступила назад. Ей стало по-настоящему страшно. – Почему, Стар? Ты их знаешь? Кто они такие?
В течение последующих дней на первые два вопроса Стар не дал ответа, но на третий ответил сразу же:
– Они знамениты. Очень знамениты. Знамениты на весь мир. – К ужасу Майны, по его лицу пробежала судорога. На секунду ей показалось, что Стар ударит ее. – Эту женщину зовут Мария Казарес, – добавил он, – а мужчина рядом с ней известен как Жан Лазар.
* * *
Мария Казарес очень любила машины. Когда они жили в Париже, Лазар держал в постоянной готовности четыре автомобиля, которые можно было вызвать по телефону в любой момент. В то утро, еще находясь на вилле в пригороде Феса, Лазар позвонил в Париж и распорядился прислать в аэропорт автомобиль, который он подарил Марии на ее день рождения два года назад. Машина была сделана на заказ в 1937 году для одного из членов семейства Круппов. Конечно, у них имелись и более современные модели, но Мария находила, что новые машины обладают недостаточно строгими линиями, и поэтому предпочитала «Роллс-Ройсы» довоенных лет.
Путешествовать на заднем сиденье этого автомобиля было все равно что находиться в коконе, отгородившись от всего остального мира. Стеклянная перегородка отделяла салон от шофера, затемненные стекла оберегали от любопытных взглядов прохожих. Лазар откинулся на спинку мягких сидений, обитых изумительной кожей ручной выделки. Единственным звуком, проникавшим в салон, было едва слышное шуршание колес по асфальту. В воздухе витал аромат духов, которыми пользовалась Мария, – тонкий запах самых нежных весенних цветов – жонкилий и нарциссов. Это были первые – и до сих пор самые популярные – духи, выпущенные под именем Казарес, – «Аврора».
Лазар прикрыл глаза. Прошлую ночь он провел без сна, а ведь лет ему уже немало. Он сполна расплачивался за то, что спал лишь урывками и вечно просыпался уставшим. Почувствовав, как пошевелилась сидевшая рядом Мария, Лазар открыл глаза. Она прижалась щекой к окну и смотрела на пробегавшие мимо улицы. Ее миниатюрные, затянутые в перчатки руки то сжимались, то разжимались, лежа на коленях. Внезапно она повернулась к нему.
– Жан, – сказала она, – я хочу к Матильде. Мы не виделись уже столько дней. Я хочу видеть ее сейчас же.
– Нет, дорогая. – Лазар потянулся к ней и взял ее за руку. – Ты звонила ей из Марокко четыре раза. Сейчас – воскресенье и к тому же раннее утро. Она наверняка еще спит, и ты разбудишь ее. Не забывай, дорогая, она уже давно не девочка.
– Я скучаю по ней. Мне хочется, чтобы она жила с нами, как раньше. Ты не должен был отсылать ее, Жан.
– Я и не делал этого, милая, – со вздохом ответил Лазар. – Она сама решила уйти на отдых. Я купил ей замечательную квартиру, у нее теперь собственная служанка.
– Она была моей служанкой. Она была мне как мать. Она понимает меня. А ты… Ты выгнал ее!
– Выгнал? Как ты можешь так говорить, дорогая! Лазар попытался подавить в себе гнев. Он действительно всегда недолюбливал Матильду – суровую женщину, простую крестьянку из Прованса, которая прислуживала Марии на протяжении последних двадцати лет. Она была ревнива, скрытна и являлась главным хранителем святилища Марии. Однако Лазар не выгонял ее, разве что способствовал ее добровольному выходу на отдых. Но в конце концов за последние пять лет Матильду на самом деле извели непрекращавшиеся стрессовые ситуации в доме Марии.
– Послушай, дорогая, – продолжал он, – ты сможешь повидаться с Матильдой завтра, когда отдохнешь и будешь чувствовать себя получше. А пока… – Лазар умолк, размышляя, чем бы отвлечь ее от грустных мыслей. – Покажи мне, что ты купила.
К его облегчению, это сработало. Что ж, Мария в последнее время была не способна сосредоточиваться на чем-то одном в течение долгого времени. Ее лицо сразу же осветилось радостной улыбкой, и она потянулась к сумке, с которой не расставалась на протяжении всего перелета из Марокко в Париж. Одну за другой она стала перебирать маленькие, красивые вещицы, находившиеся там. Она сама покупала их, и все же, вынимая очередную, неизменно издавала тихий возглас радости и восхищения, словно сумка эта была мешком с неизвестными подарками, а сама она – маленькой девочкой.
