Склонив голову, Джини задумчиво двигала нож взад-вперед по скатерти.
– Неужели ситуация может меняться так быстро?
– Еще как! Все может измениться в мгновение ока – когда еще не досказал что-то, не завершил трапезу или когда просто идешь по улице, вовсе не подозревая, что ждет тебя впереди. Даже когда открываешь глаза после сна, всегда есть шанс увидеть такое, о чем не мог подумать никогда в жизни… – Его тон стал суше. – Но нет никакого сомнения в том, что эта перемена постепенно приближалась, подкрадывалась к тебе незаметно, чтобы застать тебя врасплох. А в конце – одна секунда, и ты вынужден признать поражение. Когда уже точно ничего не поправишь.
– Ты так уверен в этом? – Джини рассеянно глядела перед собой. Роуленд грустно посмотрел на нее. Для него стало очевидным то, что все это время она оставалась во власти собственных мыслей. Разговаривая с нею, он шел на такую откровенность, какой не допускал в общении ни с кем на протяжении шести лет, однако она совершенно не уловила смысла его слов. Ему даже показалось, что Джини намеренно не заметила его порыва, однако он тут же отбросил эту мысль. Она вовсе не отгораживалась от него непроницаемым барьером. Не попробовать ли быть с ней еще более открытым? Нет, это ему не подходило. Лезть собеседнику в душу для Роуленда означало то же, что нарушать границы частной собственности.
– Но настолько ли все безвозвратно? Так ли уж часто возникают ситуации, когда ничто, буквально ничто не поддается исправлению? – Теперь она заинтересованно подалась к нему. Ее глаза горели, требуя ответа.
Роуленд вздохнул.
– Боюсь, что да, – горестно выдавил он из себя. – Понимаешь, Джини, это такие часы, стрелки которых никому не дано перевести назад.
Он почувствовал, как в тот же момент между ними пронесся прохладный ветерок отчуждения. Джини отклонилась назад и потянулась за шарфом и пальто. Роуленд поднял руку, давая официанту знак, что хочет расплатиться. Джини между тем уже стряхнула с себя задумчивость и пыталась принять деловой вид. Роуленд искоса наблюдал, как решительно его спутница обматывает ярко-зеленым шарфом шею. Когда Джини закончила возиться с шарфом, он потянулся к ней через стол и быстро пожал ее руку.
– Ну и что теперь, Джини? Хочешь продолжить? Или остановиться? Передохнуть?
– Продолжить. – Она цепко схватила свою сумку. – Теперь – к Матильде. Идет?
– Отлично! Кстати, если ты хочешь вернуться в отель, то там тебя уже ждет отдельный номер. Подыскали наконец. А я бы мог отправиться к Матильде один. В самом деле, что-то неважно ты выглядишь, Джини…
– Нет. Я уже говорила тебе, что хочу работать. Роуленд. Нам нельзя останавливаться на полпути, тем более теперь, когда в нашей работе наметился прогресс. А у Стара есть пистолет, который он может в любую секунду пустить в дело. Мне во что бы то ни стало надо разыскать Майну. – Ее серьезное лицо стало еще более сосредоточенным. – И я найду ее. Когда я разговаривала с матерью Аннеки, то поклялась себе сделать это. Такие вот дела… – Она встала из-за стола. – К Матильде пойдем вместе и, если потребуется, прорвемся сквозь охрану, которую выставил вокруг нее Лазар. Как думаешь, хватит у нас сил?
Последние слова Джини произнесла с улыбкой. Ему не оставалось ничего другого, как послушно последовать за нею из ресторана. На улице она, задрав голову, вгляделась в небо. Ее волосы были влажны от дождя. И его волосы тоже. Последний проблеск дневного света умер, густые сумерки окутали город. Мимо на велосипеде проехал школьник, мальчишка в окне дома напротив плаксиво позвал мать, вдали приглушенно гудел автомобильный поток.
– Стало совсем темно, – произнесла Джини едва слышно.
* * *
На этой улице Роуленду не приходилось бывать раньше. Рю-де-Ренн показалась ему скучным воплощением буржуазности. Одна из цитаделей богачей, какие можно встретить в любом большом городе. Парижский эквивалент лондонского Мейфера или нью-йоркской Парк-авеню: широкий бульвар, обсаженный деревьями и зажатый между двух рядов десятиэтажных домов с затейливыми фасадами, построенных на рубеже двух столетий. Стройные ряды окон, сияющие огнями, редкие прохожие на улице… Джини, шедшая рядом, неожиданно остановилась как вкопанная:
