Ее ладонь заскользила по бедру Роуленда к паху. Ее губы со слабым стоном искали его рот. А он хотел только одного – снова войти в нее. Шепча ее имя, Роуленд потянул ее вниз, и она легла на спину среди разбросанных бумаг и вещей. Руки Роуленда оказались в сладком, влажном плену. Его пальцы легко проникли внутрь, и она изогнулась в остром приступе наслаждения.
Изнывая от безумной жажды, Джини разомкнула ноги. Роуленд вошел в нее рывком, глубоко, зная, что она испытает оргазм почти в ту же секунду, стоит ему только шевельнуться. Он целовал ее обнаженные груди, потом губы. Рот ее становился все более податливым – и вдруг спина Джини изогнулась дугой в новой судороге, еще более сильной. Роуленд ощутил, как мощный спазм внутри нее сковал его плоть. Приподнявшись на руках, он жадно вглядывался в эти удивительные глаза, в это самозабвенно-прекрасное лицо. Выждав немного, он вышел из нее и начал все сначала, только движения его стали теперь более размеренными и осторожными. Роуленд и Джини еще не познали друг друга достаточно хорошо, и ему хотелось дать ей время приспособиться к его ритму. Это произошло далеко не сразу. Поначалу у него сложилось впечатление, что она противится ему, намеренно задерживая реакцию на его движения. Роуленду казалось, что он знает причину этого, и он через равные промежутки начал делать паузы, хотя это и было не слишком легко – момент сладостной вспышки неумолимо приближался. Он применил все свое умение, и необъяснимое на первый взгляд сопротивление женщины начало постепенно ослабевать. Ее глаза широко открылись и впились в его лицо. Он снова склонил голову и прильнул ртом к ее грудям, одновременно глубоко входя в нее.
– Любимая, я не могу больше… Пожалуйста, не отталкивай меня, – тихо взмолился Роуленд, и в ту же секунду твердыня пала. Она начала двигаться в такт, два человека словно слились воедино. Так хорошо Роуленду не было еще никогда в жизни. На долю секунды ее лицо стало абсолютно непроницаемым. Роуленд уже научился распознавать этот момент: Джини была на грани. Однако долго любоваться ее лицом он не смог – слишком острым было наслаждение, слишком невыносимым желание. Они кончили одновременно. Крепко сжав Джини в объятиях, Роуленд простонал ее имя. Ему еще многое хотелось сказать, и он чуть было не сказал ей всего этого, но заставил себя промолчать. Сжав ее руку, Роуленд решил, что их тела уже сказали друг другу все без слов.
* * *
Позже, когда они лежали рядом в постели, а сквозь щель в занавесках пробивался слабый отсвет городских фонарей, Джини повернулась к Роуленду и начала заново изучать его. На ее губах играла ленивая улыбка наслаждения, глаза были подернуты дымкой усталости от любви. Проведя ладонью вниз по его животу, она запустила пальцы в заросли волос. Реакция последовала незамедлительно.
Ее собственное тело ощутило ответный толчок изнутри. Она низко склонилась над Роулендом, так что ее груди слегка задели возбужденный столб. В следующее мгновение Джини прильнула к нему ртом. От прикосновения ее губ и языка Роуленд конвульсивно вздрогнул.
– Мы упиваемся друг другом. – Она подняла голову и поцеловала его в губы. – Друг другом, сексом. Но не слишком ли? Мы же договаривались: только один раз. Вернее, это говорила я…
– Когда ты сказала это, было уже поздно. – Он поймал ее ладонь, и их пальцы переплелись. – Один раз. Пять раз. Шесть. Хоть сто. Какая разница?
– Может быть, ты и прав. Я по-прежнему безумно хочу тебя. И вижу, как ты хочешь меня. Кажется, и на улице Сен-Северин хотел?
– Да, – улыбнулся Роуленд. – И возле церкви тоже.
– А в такси?
– В такси мне пришлось особенно туго. А здесь стало просто невыносимо. Пока ты висела на телефоне, я изо всех сил пытался слушать, что говорила мне Линдсей, но ничего не слышал.
– А я не слышала, что говорит мне полицейский. Я способна была слышать только тебя. Чувствовать тебя. Твои руки. И это.
Она приподнялась, направляя в себя возбужденную плоть Роуленда, и, глядя ему прямо в глаза, медленно опустилась на него. На ее ресницах блеснули слезы. Притянув к себе голову Джини, Роуленд принялся осушать их поцелуями. Неукротимое желание и необыкновенная нежность соседствовали в его душе.
