– Слово «поместье» русское помнишь? – помрачнев, ответил Лобов. – От слова «место». Поместье – это там, где ты нашел себе место. Без земли мы все беженцы. Вопрос закрыт и точка!
– Ну как знаешь, – пожал плечами Прорва. – Земля – это капитал, а капитал должен быть в работе.
– Не надо! Марксом нас больше не запугаешь!
– У твоей медовухи запах детства, – быстро сменил тему Прорва.
– А ты говоришь, продай землю! Вместе с детством, что ли?
Татьяна принесла из кухни свой фирменный капустный пирог. Прорва, чувствуя постоянный насмешливый холодок бывшего лучшего друга, ради приличия посидел еще и за пирогом, хотя интерес к встрече уже потерял. Той красавицы Татьяны Вересаевой, которую любил в юности, на свете больше не существовало; за столом сидела домовитая, со следами былой красоты мать семейства, ею гордится муж – потому что она знает 118 рецептов блюд из меда и пользуется исключительно овощами со своего огорода.
– За детей, – поднял последний тост Прорва. Пил он мало, ссылаясь, что за рулем. – Чтоб им жилось лучше, чем нам.
***
В этот торжественный момент произошло именно то, чего боялись родители. В гостиную вошла Люба. Она знала, что подобный неурочный приезд может испугать маму Таню, и тут же объявила его причину. Люба поздравила родителей с тем, что они скоро снова станут бабушкой и дедушкой; пару часов назад она сделала УЗИ, показавшее, что родится внучка. Все, конечно, обрадовались. Напряжение спало, и Лобов вполне по-дружески представил:
– Это наша старшая дочь Люба. А это – наш давнишний знакомый Вадим Борисович.
Импозантный гость встал и галантно поцеловал Любину руку:
– Поздравляю будущую маму. Это так прекрасно!
Татьяна с пристрастием разглядывала оказавшихся вместе Любу и Прорву, были ли они похожи?.. Мама Таня только поняла, что на дочь незнакомец произвел благоприятное впечатление, она даже согласилась, чтобы Вадим подвез ее… Прорва же совершенно не чувствовал зова крови, принялся говорить молодой симпатичной женщине комплименты.
Уже по дороге, сидя за рулем своей иномарки, Прорва вроде бы как пожаловался смущенной Любе:
– Вы мне прямо подарок. Не выношу ездить в одиночестве.
– Мне на дежурство сегодня. Мужчинам моим ужин еще надо приготовить, а автобуса не дождешься, – оправдывалась Люба.
– Все изменилось… Другая страна, другое название, а автобуса, как сорок лет назад, так и теперь не дождешься. Поразительно!
– Дураки и дороги – это же вечное, – рассмеялась Люба, отмечая про себя, что с этим совершенно незнакомым мужчиной чувствует себя спокойно. Странно… Вероятно, это потому, что ее Гриша сейчас какой-то очень напряженный: что-то с ним происходит, но молчит как партизан.
– Не жалеете, что вернулись? – поинтересовалась она.
– Хватит по миру болтаться, – у Прорвы был уже готовый ответ. – Знаете, о чем я все больше думаю? Каким бы я сейчас был, если бы не уехал. Была бы совсем другая жизнь…
– Да… Удивительно… Когда вы уезжали, меня, например, еще даже на свете не было…
– Ну конечно. Вам ведь нет еще даже тридцати пяти, угадал?
– Почти сорок, – ответила Люба.
Тут Прорва впервые по-настоящему удивился:
– Вам сорок? Никогда бы не подумал! Моей жене было почти столько же, когда родился Миша. Я молодой отец…
– Он у вас один?
– Да, к сожалению. Был молодой, не понимал этого.
– А у нас семья, как улей. Когда все собираемся, в доме такая кутерьма…
– Да, – вздохнул Прорва. – Татьяна с Платоном молодцы…
Так по-доброму разговорились они, что не хотелось и расставаться. Прорва довез ее до самого дома.
Вечером с дежурства Люба позвонила родителям, желая поделиться впечатлениями:
– Этот ваш знакомый тебя так нахваливал. Мамуль, а почему ты о нем никогда не говорила? Я так поняла, что папа с ним дружил?
– Да как-то… вылетело из головы, – ответила мама Таня, Любе показалось, что голос ее глуховатый, не совсем здоровый, что ли. – Да и что рассказывать? Мало ли по молодости приятелей было…
– Ну не скажи. Все-таки интересно: наш односельчанин и в Канаде живет!
– Сорок лет назад, если человек за границу уезжал, считай – без возврата, вы этого даже не понимаете.
– Ну видишь, вернулся, на родину потянуло… Симпатичный дядька. В юности, наверное, был ого-го! Сердцеед!
