Он наклонился к ней, но она отпрянула, сжавшись и отвернувшись.
— Амэнда, мы пройдем через это, — произнес он. — У нас получится. Я заключил с тобой завет.
— Нет, мы не сможем. Просто отвези меня обратно. — Когда он отрицательно кивнул головой, она умоляюще взглянула на него. — Пожалуйста! Мне не место здесь. Найди себе другую женщину.
— Лучше тебя, ты хочешь сказать?
Ее лицо было белым, как сама смерть, на нем застыл отпечаток боли. — Да.
Михаил протянул руку, чтобы прикоснуться к ее плечу, но она отпрянула от него. Он внезапно осознал почему, и это пронзило его в самое сердце. Она думала, что была запятнана, и поэтому не позволяла к себе прикасаться.
— Ты думаешь, что я святой? — спросил он хрипло. Лишь несколько мгновений назад он отверг и любовь, и Бога, и мог бы даже убить собственную жену. Чем отличалось убийство в мыслях от совершенного физически? Еще совсем недавно его плотская природа наслаждалась мыслями о возмездии и стремилась к этому. Он опустился на колени и взял ее за плечи.
— Мне нужно было бегом бежать в Парадиз. Я не должен был дожидаться, пока вернется Павел, поджав хвост.
Она подняла на него глаза, желая быстро покончить с этим раз и навсегда.
— Я была с ним — чтобы оплатить дорогу.
Боль от этих слов пронзила его, но он не отпустил ее. Михаил прикоснулся к ее подбородку, повернул к себе.
— Посмотри на меня, Амэнда. Я никогда не отпущу тебя. Никогда. Мы будем вместе.
— Ты глупец, Михаил Осия. Бедный слепой глупец. — Ее била дрожь.
Михаил поднялся, чтобы дать ей сухое покрывало. Когда он повернулся, ее глаза были полны страха, она смотрела на него.
— Что случилось? — спросил он, нахмурившись. — Неужели ты думаешь, что я хотел ударить тебя или сделать тебе больно?
Она зажмурила глаза.
— Ты хочешь того, чего у меня нет. Я не могу любить тебя. Даже если бы могла, не буду.
Он наклонился, снял с нее сырое одеяло и накрыл сухим покрывалом. — Почему?
— Потому что первые восемь лет своей жизни я наблюдала за тем, как моя мать терпит наказание за любовь к мужчине.
Он сжал ее подбородок.
— К чужому мужчине, — отрезал он. — А я не чужой, Амэнда. — Он выпрямился и порылся в карманах. Встав на колени, он сунул руку под покрывало и нашел ее руку. Надел обручальное кольцо своей матери на ее палец. — Я делаю это, чтобы официально это подтвердить. — Он нежно прикоснулся к ее щеке и улыбнулся.
Она склонила голову и засунула руку обратно под тяжелые складки ткани. Прижала руку к груди и ощутила каждую царапину и рану, которую нанесла себе. Но что еще хуже, она почувствовала, как внутри опять поднимается надежда.
Искра превращалась в пламя.
Михаил взял полотенце и вытер ей волосы. Закончив, он поднял ее, прижал к себе и стал укачивать в своих объятиях.
— Плоть от плоти моей, — прошептал он. — Кровь от крови моей.
Ангелочек крепко зажмурилась. Его желание к ней со временем утихнет. Он перестанет любить ее так же, как отец разлюбил маму. И если она позволит себе полюбить его так, как мама любила Алекса Стаффорда, он разобьет ее сердце.
«Я не хочу оплакивать себя, спать на смятой постели и пропивать свою жизнь».
Михаил почувствовал, как она дрожит.
— Я не могу отпустить тебя, не отрывая часть своей плоти, — проговорил он. — Ты стала частью меня. — Прижался губами к ее виску. — Мы начнем все сначала. Оставим все, что было, позади.
— Мы не можем это сделать. Что сделано, то сделано. Все прошлое внутри меня, и оно никуда не уйдет.
— Тогда мы его достанем и похороним. Она едва заметно, невесело усмехнулась.
— Тогда тебе придется похоронить меня. Его сердце екнуло от радости.
— Вот и отлично, — подхватил он. — Мы тебя крестим.[5] — На этот раз не только водой, но и Духом, лишь бы она захотела. Он поцеловал ее волосы и прижал к себе еще крепче. Как ни странно, он чувствовал, что сейчас они близки, как никогда раньше. Он убрал волосы с ее лба. — Много лет назад я понял, что мы так немного можем контролировать в этой жизни, Амэнда. Она нам не принадлежит. Она не в наших руках. Не мы решаем, родиться нам или быть проданными в рабство в возрасте восьми лет. Все, что мы можем изменить, это то, как мы думаем и как живем.
