«Я поступила правильно, что ушла от Михаила. Я знаю, что поступила правильно».
Вернувшись к себе в комнату, она попыталась заснуть на жесткой кровати. Было холодно, и ей никак не удавалось согреться. Свернувшись калачиком под одеялом, она с тоской вспоминала, как ей было тепло в надежных руках Михаила. Она не могла не думать о нем. Прошло ведь только три дня с той ночи, когда она танцевала перед ним при лунном свете. Что он сейчас о ней думает? Он, наверное, ненавидит ее? Может быть, он проклинает ее?
Если бы она могла плакать, она бы чувствовала себя лучше, но слез не было. Она обняла себя крепко, пытаясь унять боль. Закрыв глаза, стала представлять себе его лицо, но этого было недостаточно. Она не могла прикоснуться к нему. Не могла ощутить его объятия.
Поднявшись, она открыла сумку, отыскивая рубашку Михаила. Снова опустившись на кровать, она прижалась к ней лицом, вдыхая запах его тела.
— Ах, мама, — прошептала она в темноту, — боль действительно заставляет желать смерти.
Но тихий, еле слышный голос глубоко внутри говорил снова и снова, не переставая.
«ЖИВИ. ИДИ ВПЕРЕД. НЕ СДАВАЙСЯ».
Что она будет делать теперь? У нее осталось немного золота, но этого хватит ненадолго. Почтовая карета, паром и гостиница потребовали больших затрат, чем она ожидала. Цена за эту простую комнату была очень высокой. Поэтому оставшегося золота хватит на два, может быть, на три дня. Когда оно закончится, ей придется найти работу.
В конце концов, ей удалось уснуть. Всю ночь ее преследовали странные, беспокойные сны. Несколько раз она с дрожью просыпалась. Словно какая–то злая сила спряталась за углом и ждала своего часа.
Утром, собрав свой скромный багаж, она отправилась в путь. Несколько часов бродила по улицам города. Все вокруг удивительно изменилось. Вот на этой площади раньше ютились жалкие хибары, теперь их не было. Повсюду, словно нашествие, громоздились торговые палатки и киоски. От этого площадь производила впечатление огромного рынка. Она шла вдоль рядов палаток, рассматривая товары, привезенные со всего мира.
Неподалеку расположилось несколько борделей, один из которых отражал элегантную атмосферу Нового Орлеана. На другом конце площади бурно расцвели всевозможные салоны и казино. «Дом Паркера», «Обмен валюты Дэннисона», «Город полумесяца» и «Империя» давно перестали быть теми маленькими грязными заведениями, которые помнила Ангелочек. На углу одной из прилегающих улиц расположился «Городской отель Брауна».
Она проходила мимо открытых дверей аптек и зубных кабинетов, адвокатских контор и всевозможных офисов, бюро геологических экспедиций и инженерных фирм. Обратила внимание на здания нескольких новых банков и большую брокерскую контору. Неподалеку она увидела здание школы, во дворе которой дети играли в салки. Ангелочек постояла немного, наблюдая за ними и вспоминая Руфь, Лию и мальчиков. Она так по ним скучает.
На следующей улице она заметила почту, у дверей которой в ожидании новых писем толпились в очереди мужчины. На пересечении улиц Вашингтона и Гранта расположилась новая китайская прачечная. Прачки скребли и отмывали одежду в больших тазах, а несколько человек укладывали выстиранное белье в корзины. Повесив несколько корзин на бамбуковые шесты, они устремлялись в дома заказчиков.
К полудню Ангелочек проголодалась и устала. Но проблема с жильем и работой по–прежнему оставалась нерешенной. Пока единственной возможностью было вернуться к тому, что она умела делать. Всякий раз, проходя мимо борделя, она знала, что стоит ей только войти внутрь, как у нее сразу же появится крыша над головой и еда. Она обретет необходимый комфорт. Все, что нужно сделать, это вновь продать свое тело — и предать Михаила.
«Ангелочек, он ведь об этом никогда не узнает».
— Но я буду знать. — Проходивший мимо мужчина окинул ее любопытным взглядом. Она, похоже, сходит с ума, беседуя сама с собой.
Другой мужчина, золотоискатель, схватил ее за руку, предлагая выйти за него замуж. Она выдернула руку, требуя оставить ее в покое. Он сказал, что построил дом и теперь ищет жену. Она посоветовала ему поискать в другом месте и торопливо пошла дальше.
