— Я буду очень скучать по тебе, Амэнда, — печально прошептала Элизабет. Она ласково потрепала ее по щеке, словно Амэнда была ее ребенком. — Заботься о своем муже. Таких как он трудно найти.
— Да, мэм, — ответила Ангелочек. Мириам сжала ее руку и прошептала:
— Ты потрясающая актриса. У тебя такой вид, будто ты расстаешься с нами навсегда.
Маленькая Руфь залезла к ней на руки и плакала безутешно, и Ангелочек подумала, что еще немного, и ее сердце не выдержит. Почему им просто не уехать, чтобы все поскорее закончилось? Мириам взяла Руфь на руки и прошептала что–то, отчего та немедленно успокоилась, и посадила ее на заднее сиденье рядом с Лией. Руфь посмотрела на Ангелочка, ее лицо сияло. Теперь уже все дети знали огромную тайну.
— Я помогу тебе, Лиз, — сказал Джон. Она не смотрела на него.
— Спасибо, но я лучше немного пройдусь.
Как только они двинулись в путь, Михаил пошел запрягать повозку. Ангелочек стояла в саду и смотрела, как повозка Элтманов исчезает из виду. Она уже скучала по ним и ощущала, что между ними словно образовалась глубокая пропасть, которую она не сможет преодолеть. Она вспоминала, как мама однажды отправила ее к морю с Хлоей. Ангелочек вошла в дом и собрала в корзинку булочек и прошлогодних яблок. Ничего уже не будет по–прежнему.
Когда они с Михаилом приехали, Павел уже был в доме. Он зажаривал на вертеле большой кусок оленьей туши. Ангелочек повесила занавески, которые Элизабет сшила для дома Михаила; мужчины в это время разговаривали. Затем Михаил вышел во двор посмотреть, не показалась ли повозка Элтманов. Ангелочек почувствовала на своем затылке холодный взгляд Павла.
— Спорю, что они ничего о тебе не знают, Ангелочек? Она повернулась к нему. Он все равно не поверит, если она скажет правду.
— Павел, я очень люблю их, и мне не хотелось бы их огорчать.
Он усмехнулся.
— Ты надеешься, что я буду хранить в секрете твое жалкое прошлое?
Она увидела, что от их разговора пользы не будет.
— Я хочу сказать, что ты можешь делать все, что тебе угодно, — ответила она равнодушным тоном.
Сколько времени ему нужно, чтобы открыть им глаза на то, кто она на самом деле? Через несколько дней они увидят ту враждебность, которую он к ней питает, и, конечно же, поинтересуются, в чем причина. Что она могла сказать им? «Он хотел, чтобы я расплатилась за услугу, и я дала ему то единственное, что у меня было»?
Зачем она вообще позволила себе сблизиться с этими людьми? Для чего открыла свое сердце и полюбила их? Она знала, что с самого начала это было ошибкой.
«Любовь делает человека слабым», — говорила Салли.
«Ты когда–нибудь любила?» — спросила ее тогда Ангелочек.
«Однажды».
«И кто это был?»
«Хозяин, — горько усмехнулась она. — Но я всегда была слишком стара для него».
Чей–то ледяной голос прервал ее мысли.
— Ты, кажется, боишься? — Улыбка Павла была холодной и враждебной.
Ангелочек вышла из дома. Ей было тяжело дышать в доме. Душу наполняла хорошо знакомая боль. Это была та же боль, которая пришла вместе со словами отца о том, что лучше бы ей никогда не родиться, услышанными ею под окном гостиной. Та же боль, которая разрывала ее, когда умерла мама. Та же боль, которую принесло с собой известие о смерти Лаки. Она чувствовала эту боль даже тогда, когда Хозяин в первый раз отдал ее другому мужчине.
Каждый, с кем она сближалась, уходил. Рано или поздно все они уходили. Или умирали. Или теряли к ней интерес. Полюби кого–нибудь, и твое сердце обязательно будет разбито. Мама, Салли, Лаки. И вот теперь Мириам, Руфь и Элизабет.
«Как я могла забыть, что придется расплачиваться за эти чувства?»
«Потому что Михаил дал тебе надежду, а надежда смертельна».
Салли сказала однажды, что надо суметь превратиться в камень, потому что люди будут стараться причинить тебе боль; и что камень этот должен быть достаточно твердым, чтобы никто никогда не смог добраться до самого твоего сердца.
Ангелочек увидела Михаила, стоявшего в лучах солнца, сильного и прекрасного. Ее сердце сжалось. сумел оторвать самый большой кусок ее души, и рано или поздно он уйдет из ее жизни, оставив зияющую рану в том месте, где когда–то было сердце.