Вторая беременность протекала с осложнениями, Галина подолгу лежала на сохранении в больнице, а Володя один управлялся с Валюшкой, работой и успевал отнести что-нибудь вкусненькое жене.
— Счастливая ты, Галка, — говорили соседки по палате, — не мужик у тебя, а золото.
Галя ничего не отвечала на реплики женщин, хотя соглашалась, что таких, как её Володя, поискать надо. Но в душе всё равно тлела какая-то неудовлетворённость с первого дня их знакомства. Ей хотелось не только тихой и спокойной жизни, но и бурных ласк и признаний в любви. А у них всё было как-то буднично и без эмоций.
Пришли на ум собственные родители. Отец, придя с войны, пристрастился к бутылке. Часто замахивался на мать, когда она пыталась остановить его от запоев. Они, дети, прятались за печку, боясь буйства. Так и выросли в страхе и разъехались, кто куда, чтоб не видеть и не слышать всего этого.
— А мать терпела и терпит до сих пор, — подумала Галя, — что-то всё же держит её. Неужели любовь? А разве она, любовь, такой бывает?
Эти вопросы постоянно возникали и тревожили Галину. С улыбкой вспомнила, как одна женщина в их селе, постоянно избиваемая мужем, часто говорила:
— Хоть под лавкой полежу, но на красивого погляжу.
Галя с удивлением смотрела на всегда небритую и нетрезвую рожу её мужа и с детской наивностью спрашивала маму:
— А разве он красивый?
— Значит, для неё красивый. Любовь, Галочка, зла — полюбишь и козла! — с усмешкой добавляла она и говорила ей, как взрослой, — русская женщина привыкла терпеть всё. Это, наверно, от безысходности. Трудно преодолеть материальную неустроенность, особенно, с маленькими детьми. Вот эта зависимость и заставляет многих склонить голову. А потом молодость уходит, и сил нет начать всё заново. И проклятая жалость сидит в нас, бабах, вот и нянчим их всяких.
— Володя, конечно, не всякий. Заботливый, не пьёт, не курит, Валюшку обожает… Это я — ненормальная, всё мало мне, — отогнала прочь навязчивые мысли молодая женщина, — надо думать о хорошем. Вон как недовольно толкает ножкой в бок ребёночек в животе. Это он своего папку защищает.
Новый 1962 год встретили дома. Галя наотрез отказалась идти в гости к Мите, ссылаясь на своё неважное самочувствие, а через месяц благополучно родила вторую дочку, Танечку.
Страна в это время переживала крах сельскохозяйственной программы развития страны. Значительно подорожало мясо, молоко, хлеб в магазинах завозили с перебоями и тут же разбирался. Народ роптал:
— Хрущёва на мясо!
Детям надо было постоянно молоко, и Галя уговорила мужа отвезти их на лето к маме на Орловщину.
Отправив семью на деревенское пропитание, Володя никак не мог привыкнуть к тишине в квартире и безделию по вечерам. Недавно купленный радиоприёмник «Муромец» скрашивал одиночество и отвлекал от тревожных мыслей. Применив немало усилий, поймал как-то «Голос Америки», а потом стал периодически слушать эту «вражескую» радиостанцию, хотя её неимоверно глушили.
Второго июня, проглотив без аппетита суп, наскоро сваренный из пакетика, подсел к радиоприёмнику и сначала не понял слов диктора, рассказывающего о событиях в Новочеркасске.
— Ничего себе! Докатились! — вырвалось с болью, — расстреляли бастующих рабочих!
Всё ещё не веря своим ушам, Володя переключился на московские новости, где страна рапортовала о победах и ничего не говорила об убитых и раненых в столице Донского Казачества.
— Может врут? Электровозостроительный завод в Новочеркасске один из ведущих в стране. И там, значит, не сладко живётся, — с горечью подумал Володя, взглянув на свой суп без мяса.
Никак не верилось, что стреляли по безоружным рабочим и детям. Но на следующий день на работе все шептались о страшных новостях, а Митя скептически заявил:
— А я нисколько не удивляюсь. Кому мы нужны, безродные? Ведь там на деревьях сидели в основном дети из соседнего детдома. Убили, зарыли и молчок. Искать их некому. А государству меньше ртов кормить. Вот тебе и «холостые» в воздух поверх толпы, а на деревьях любопытная детвора…
Вот с таких событий в стране начиналось лето 1962 года. Народ хотел верить, что впереди их ждёт коммунистическое будущее. Но реальное было далеко даже от простого благоустроенного быта.
