— Ты чего это? — подозрительно спросил Лазарь, с удовольствием окуная в хильбе солидный кус питы. — Еще не привык к местной кухне?
Сёма раскрыл рот. Слова скорби и печали, горькие признания и ядовитые комментарии, уже готовые сорваться с языка, застряли между зубами вместе с волокнами маслин. Лазарь пошел первым.
Он пил, ел и говорил одновременно. Капли пива, окрашенные в пунцовый цвет баклажанов, стекали с его подбородка, крошки питы, подхваченные фонтаном красноречия, разлетались во все стороны.
— Да, я приехал сюда без профессии, диплом сельскохозяйственного техникума со специализацией по выращиванию свинины просто боялся показывать, теперь понимаю, что зря, а жить надо, пошел на курсы поваров, сколько дерьма съел, пока учился, зато сейчас шеф русского кабака, а деньги, а молодые официантки, м-м-м-м-м, а каждый вечер обед в ресторане, а хильбе здесь, что надо, это я как специалист, ешь, дурачок…
Он разорвал на две части остаток питы и тщательно обтер тарелочку.
— Хильбе твоим я сыт по самые гогошары, — вставил наконец Сёма. — Жена у меня тейманка, так что сам понимаешь…
Лазарь застыл с раскрытым ртом. Но ненадолго.
— Как, — прошипел он сквозь мешанину из плохо пережеванной питы и хильбе, — настоящая, оттуда? Он махнул рукой в неопределенном направлении. Сёма помнил этот жест из детства, так отмахивался его дедушка, когда он донимал его вопросами типа: «Где живет Баба Яга?»
— Да, — сказал он с достоинством тяжелобольного человека, — настоящая, оттуда.
— Измена, — возопил Лазарь, — белые в городе!
Стены ресторанчика вздрогнули. Буйный вал марокканской музыки обрушился на головы посетителей. Вокруг размашистого гула барабанов пискляво обвивались дудки, неистово трещали трещотки, а грубые мужские голоса мрачно повторяли одну и ту же фразу на арабском языке. От восточных мотивов перед глазами Сёмы всегда возникала одна и та же картина: привязанный к столбу белый миссионер, треск костра, холодный лунный свет и сверкающие капли слюны на подбородках у полуголых барабанщиков.
«При чем здесь арабы, — каждый раз говорил он себе, — арабы не едят миссионеров».
Но его воображение считало иначе; видение возвращалось с завидным постоянством при первых звуках восточной музыки.
Из кухни высунулась курчавая голова хозяина. Он довольно оглядел зал и подмигнул посетителям — ну как, мол, — нравится?
«Сами виноваты, — подумал Сёма, — нечего ходить по восточным ресторанам. А чего ты ожидал услышать — Моцарта?» Мысль показалась ему настолько абсурдной, что он улыбнулся.
— А он еще смеется, — грустно прокричал Лазарь. — Сколько спиногрызов успел заделать?
— Чего-чего? — прокричал в ответ Сёма.
— Киндеров, — спрашиваю, — сколько?
— Пока нет.
— У-ф-ф, — Лазарь расслабленно улыбнулся. — Значит, можно спасать. Не волнуйся — никаких шикс — я тебе подберу, как субботнюю халу — побелее и послаще.
— Я женат, — прокричал Сёма, — понимаешь, хупа, свидетели, раввинат.
— Какая еще хупа, нет такого понятия — хупа с шиксой.
Теперь пришла Сёмина очередь остолбенеть.
— Ты что, сглузду зъихав, посмотри на фотографию ее дедушки, да у него пейсы до пояса!
— Маскировка! — объявил Лазарь. — Не было этого никогда. Во всем сионисты виноваты. Солдат у них не хватало, вот и завезли сюда арабское племя, натащили арабскую музыку, арабскую еду. Об этом тебе в любой ешиве расскажут.
Он брезгливо ткнул вилкой в блюдечко из-под хильбе. Его пальцы напоминали аккуратных, ухоженных кабанчиков.
— Не строй из себя идиёта — давай свой телефон и начнем лечиться.
Спустя два часа, когда полуоглохший и пьяненький Сёма стучал в свою дверь, предложение Лазаря еще казалось ему чудовищным. Прошло несколько дней. Мысль обтерлась, притулилась с краю и, найдя себе место где-то между «бред собачий» и «все может случиться», уже не казалась такой невозможной.
* * *
Лазарь позвонил через две недели.
— Приветик! — сказала трубка. — А приходи завтра к семи в «Свинтус» — литовский кабак на Герцль. Назови свое имя — столик я заказал. Посидим, потравим.
— Да я, — начал было Сёма, — халтурю до восьми, и вообще…
— Никаких вообще, — отрезал Лазарь. — Вообще передай, что старый друг, светлые года, у джигитов есть свои законы. Понял?
