Так, болтая, он освежил Ольге стрижку и нанес на волосы краску. Как обычно в таких случаях, Артем использовал сразу несколько оттенков, а для этого отделял прядь от пряди фольгой. Смотрелось это дело на голове довольно забавно.
— О, слушай! Тут у меня еще маска для лица новая. Альгинатная с водорослями! Очень рекомендовали мне… Так что? Я наношу?
— А давай! Хуже уже не будет, — рассмеялась Ольга.
В итоге, когда Артём опомнился, ему уже пора было убегать. Ничего нового в этом не было, учитывая его бешеную занятость. Ольга уже привыкла смывать краску сама, как и укладывать волосы. Ей оставалось подождать каких-то десять минут, когда в дверь настойчиво позвонили. Так бесцеремонно к ней могли ломиться только забывшие ключи сыновья, поэтому открывать Ольга пошла без всякой задней мысли.
— Матерь божья! — отшатнулся в сторону Гдальский.
— Тихон?!
— Ольга?
— Да-да… Это я… — заикаясь, пробормотала женщина, с ужасом представляя, как она сейчас выглядит. Зеленая, взявшаяся коркой маска, антенны из фольги на голове… Ольга не знала, плакать ей или смеяться, и вообще чувствовала что-то близкое к истерике. — Это я… прихорашиваюсь, — на последнем слова она не выдержала и хрюкнула, едва контролируя истерический смех. А Тихон почему-то еще сильнее нахмурился. Да что с ним не так?! И почему так рано приперся? Ситуация была настолько абсурдной, что Ольга не выдержала, рассмеялась, взмахнула рукой:
— Знаешь, что? Ты проходи. Я сейчас смою это все, и станет получше.
— Да плевать мне, как станет! — взорвался Гдальский и протянул ничего не понимающей Ольге айпад. — Это ты?
— Да… Послушай, я ничего не понимаю…
Ольга смотрела то на фотографию своего профиля на Фейсбуке, то на мечущего искры Гдальского, и действительно, с каждой уходящей в историю напряженной секундой, понимала все меньше.
— А это?! Это твой? — крупный палец мазнул по экрану, открывая уже другую фотографию. Ту, где были запечатлены её сыновья.
— Мои, — еще больше насторожилась Ольга. Засохшая на лице глина все сильнее тянула, кожа начинала неприятно зудеть. И, может быть, от этого, а может быть, от собственного непонимания происходящего, она тоже начала заводиться.
— Он дома? Мне нужно с ним поговорить.
— Не представляю, о чем!
— Ах, ты не представляешь? Ну, так я тебе расскажу. Вот этот… — палец снова ткнулся в злосчастную фотографию, — сделал ребенка моей дочери! Теперь понятней?
Это было так ужасно невыносимо кошмарно, что Ольга не нашла ничего лучше, чем просто спросить:
— Немного. Так, а сделал-то кто?
— Кто? — прорычал Гдальский.
— Да. Который из них?
— Что значит, который? — рявкнул Тихон. Он догадывался, что, наверное, вел себя неправильно, но… Но! Какой бы нормальный человек смог себя контролировать в такой ситуации?! И она еще… матерь божья, что у нее с головой?!
— Который из них? — терпеливо повторила Ольга и пошатнулась. Только тогда Тихон понял, что известие о скором прибавлении в семействе нелегко далось не только ему одному. Может быть, он бы осознал это раньше — увидев, например, как она побледнела, да только ни черта же не разглядеть было под этой гребаной грязью!
— Эй-эй! Отставить умирать… — пробормотал он, подхватывая Ольгу на руки. Дерьмо! Не надо было на нее это вот так вываливать. Ну, мало ли — слабое сердце у человека, да все что угодно ведь может быть! Вот вечно он так — резкий, как понос. В строительстве десять раз все перепроверял, прежде чем что-то сделать, а в личном… Рубил с плеча. И с возрастом все только усугублялось.
Безошибочно определив расположение комнат, Тихон вошел в совмещённую с кухней гостиную и сгрузил ношу на диван. Ноша слабо запротестовала.
— Что? — стараясь контролировать собственный голос, поинтересовался Гдальский.
— На голове краска… Диван испорчу… Нужно под голову что-то.
Мужчина выругался под нос. Диван ее, бл*дь, волнует! Сделал несколько жадных вдохов, чтобы успокоиться. Осмотрелся. На крючке у раковины висели полотенца. Он схватил несколько и, вернувшись, положил Ольге под голову.
— Спасибо…
— Скорую вызвать? — проигнорировал Тихон её благодарность.
— Нет. Мне уже немного получше.
