Глаза Анны наполнились слезами.
— Я хочу! Очень!
Заведующая побарабанила пальцами по столу, покрытому по старинке оргстеклом.
— Пойдемте для начала на детей посмотрим.
Они вышли из кабинета; заведующая прикрыла дверь и взяла Анну под руку. Они шли узким коридором, было необычайно тихо для детского учреждения. Пахло дезинфицирующим раствором. Выкрашенные желтой краской стены были разрисованы бабочками, рыбками, цветами и героями мультфильмов. Старшая группа располагалась этажом ниже. На лестнице их обогнала девушка в джинсах и тесной футболке.
— Куда спешишь? — осведомилась заведующая.
Девушка обернулась, лицо у нее было озабоченное.
— Да «скорую» Никитиной вызвали. Снова под сорок температура и рвота… Бегу встречать!
И она поскакала через две ступеньки; толстая короткая коса била ее по выступающим лопаткам.
— Я зайду посмотреть, что и как. Если в больницу будут забирать — пусть тетя Нина поедет. Она там лучше сориентируется! — вдогонку быстро сказала заведующая, перевела дыхание, обернулась к Анне: — А детки к тому же еще и болеют. И бывает, что тяжко болеют, я вам скажу.
Анна промолчала.
Дашеньку она заметила сразу. Остальные малыши весело играли под руководством воспитательницы, а эта девочка просто тихонько сидела на маленьком стульчике, расписанном под хохлому. Темные кудряшки легким облаком стояли над бледным лобиком. Она вертела в руках мягкую игрушку, то ли собачку, то ли зайчика.
— Привет, — шепотом сказала Анна, присев перед девочкой на корточки. — Как тебя зовут?
Девочка молчала.
— Ты умеешь говорить?
Заведующая вздохнула.
— К сожалению, Дашенька пока молчит. Ее мать лишена родительских прав, отбывает наказание за распространение наркотиков, срок у нее два года. А вместо отца у Даши в свидетельстве о рождении прочерк…
Анна смотрела на девочку не отрываясь. Огромные карие глаза, ресницы такие длинные, что кажутся приклеенными, пухлый ротик, трогательная тоненькая шейка…
— А можно, — голос ее дрожал, — можно мне погулять… с Дашей?
Ей страстно захотелось подарить девочке лучшие игрушки, всех этих Барби, телепузиков и плюшевых медвежат; угостить мороженым, покатать на пони, сводить в зоопарк. Это же невозможно, когда трехлетний ребенок неподвижно сидит и молчит!
Заведующая осторожно взяла Анну за локоть и вывела обратно в коридор.
— Не обижайтесь, — она смотрела твердо, — но сначала… поговорите с супругом. Я переживаю за девочку… да и за вас тоже. У меня слишком большой опыт, чтобы строить иллюзии…
Анна вышла на улицу. Быстро зашагала к автомобилю, вспоминая детские стихи и песенки, составляя план развлечений для Дашеньки. Зашла в «Детский мир», купила несуразно большую и безумно дорогую немецкую куклу, чьи темные локоны напоминали Дашины. Анна рассматривала куклу в окошечко в картонной коробке и говорила ей:
— Скоро ты познакомишься со своей хозяйкой… Она такая красавица!
Идиллия закончилась с появлением Сергея.
Анна умоляла, плакала и снова умоляла мужа пойти к заведующей Дома ребенка. Рассказывала про Дашу и ее длинные ресницы. Но слышала в ответ краткое «нет!». И в конце — грохот тяжелой дубовой двери.
Она пролежала весь вечер на диване не вставая. Так и уснула в одежде. У нее не осталось шанса стать матерью, а он мог оплодотворить еще множество женщин.
Сергей был красив, женщины на него засматривались, но теперь ничто не заставило бы Анну полюбить его вновь. Спят ли они в одной постели, едут ли в одном автомобиле, между ними — стена. «Берлинскую вот снесли, — грустно подумала она, — а мою никто не разрушит…»
Дорога была свободна. Сорок минут от Брюсова переулка до аэропорта они провели в молчании. Да и что им было сказать друг другу?
«Мы вместе потому, что так надо, это привычка, подспудный страх одиночества — и больше ничего. И оба чувствуем приближение конца». Уткнув в шарф лицо, она делала вид, что дремлет. А Сергей вел громоздкий джип, крепко вцепившись в руль.
Марина Петровна — нарядная, в милой шляпке — ждала Анну у стойки. Летели они вдвоем. Виталий Семенович должен был прибыть в Берлин прямо из Японии, с очередной конференции, посвященной систематизации хранения информации.
