Вероника выбрала черную лестницу в тыльной части дома, поскольку не хотела, чтобы ее видели на пути к винокурне. Впредь им лучше называть это строение как-нибудь иначе. Возможно, станцией воздушных аппаратов.
В винокурне было темно, когда она остановилась в дверях, но прежде чем успела окликнуть Монтгомери, он зажал ей рот рукой.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Монтгомери шепотом, слегка ослабляя нажим на ее рот.
— Ищу тебя, — прошептала Вероника в ответ. Она повернулась в его объятиях. — А почему мы говорим так тихо? И почему здесь темно?
Он не ответил, и она ударила его головой в грудь.
— Я с тобой говорю, Монтгомери.
— Я устроил здесь ловушку.
— Зачем?
— Я знаю, кто испортил мой воздушный аппарат.
— Ты мне скажешь?
— Нет.
Она отступила на шаг:
— Не скажешь?
— Нет, пока все не будет закончено.
Монтгомери схватил ее и привлек ближе.
— Я не хотел, чтобы ты была замешана в это, — сказал он тихо, — потому что ты можешь пострадать. Он охотится за мной, а не за тобой.
— Но я тоже не хочу, чтобы ты пострадал, — ответила Вероника, и Монтгомери почувствовал, как она замерла в его объятиях. — Он? — спросила Вероника, только сейчас осознав, что сказал муж.
— Эдмунд Керр.
— Мистер Керр?
— Он и не делал тайны из своего нелестного мнения обо мне, считал, что я не гожусь в лорды, — сказал Монтгомери. — Если бы не мой дед, одиннадцатым лордом Фэрфаксом-Донкастером стал бы он.
Несколько мгновений Вероника размышляла, потом сказала:
— Он мне сразу не понравился. Но я старалась убедить себя, что ошибаюсь.
— Тебе бы следовало сказать мне.
Вероника с вызовом посмотрела на него:
— Когда, Монтгомери? Насколько мне помнится, ты был невысокого мнения о моем «даре».
Прежде чем он успел ответить, они оба услышали какой-то звук.
На стене появилась тень: на ее фоне промелькнуло нечто с пылающей сердцевиной.
— Что это? — спросила Вероника шепотом.
Монтгомери покачал головой и приложил палец к губам. Вероника кивнула, соглашаясь, когда он сделал движение, чтобы встать впереди нее. Вероника наблюдала за фигурой, проникнувшей в винокурню с фонарем в руках. Фигура склонялась над источником света, который держала в руках, но продолжала целенаправленно двигаться в угол.
Монтгомери оставил свое убежище и рванулся к вторгшемуся незнакомцу, поднявшему крышку с сине-белого бочонка. Вероника последовала за ним, холодея от страха.
Незнакомец поднял фонарь, когда Монтгомери приблизился к нему. В следующее мгновение Вероника разглядела, что перед бочонком с парафиновым маслом стоял не Эдмунд Керр.
Это была женщина.
— Миллисент? — воскликнула изумленная Вероника. — Что ты здесь делаешь?
Следующий момент она запомнила неясно. Миллисент толкнула бочонок, перевернула его и бросила горящий фонарь в поток парафинового масла. Монтгомери развернулся, схватил Веронику и толкнул ее так, что она оказалась впереди него. Прежде чем она успела заговорить, он бросил ее через плечо и сам ринулся к двери.
Воздух со свистом вырвался из винокурни, за ним последовал взрыв. Волнистые оранжевые облака пламени, отороченные черным, прокатились по винокурне и выкатились наружу из двери, неся за собой в ночное небо ревущее пламя. Все грохотало и трещало, оглушая и высасывая воздух из ее легких.
Сила взрыва была такова, что бросила ее и Монтгомери на гравийную дорожку.
Осколки крыши, оплавленные до основания взрывом, осколки кирпичей падали на них, но Монтгомери прикрывал ее своим телом. Вероника услышала стон боли, когда что-то тяжелое обрушилось на плечо, и сжала его в объятиях, обхватила за шею руками и считала каждую секунду, пока слышала крик.
Казалось, взрыв продолжался без конца, и это измерялось минутами. Постепенное ослабление дождя из гальки было первым признаком его конца.
Монтгомери поднялся на колени, помог встать Веронике. Они стояли на коленях в свете пожара, и он тщательно оглядывал ее. Рукав платья был опален, щека покраснела в том месте, которым она ударилась о землю, когда Монтгомери с силой бросил ее через плечо. Но синяк был небольшой платой за жизнь.
Монтгомери закончил ее осматривать и только сейчас понял, что Вероника тоже оглядывает его и с той же целью.