– Рана очень глубокая, Большая потеря крови, надо. немедленно отвезти ее в город, – сказал доктор.
Майкл вскочил, снова прижал к себе Абби, не сводя глаз с ее покрытого смертельной бледностью лица.
– Поехали, надо спешить – крикнул Сэм. Майкл, спотыкаясь, двинулся к карете. Его охватил страх:
не дай Бог, если она умрет. Он попытался прогнать эту страшную мысль. Господи, как он ее любит! Как она ему нужна!
– Абби, дорогая, держись, – прошептал Майкл, прижимаясь губами к ее волосам. – Ты мне нужна, любимая – Пожалуйста, не сдавайся! – Вместе с Сэмом он быстро забрался в карету и велел кучеру ехать в город.
Абби выплыла из темноты, которая окутывала ее, казалось, целую вечность, часто заморгала и поморщилась от резкой боли в голове. Свет был тусклым, но он все же рассеял непроницаемый мрак. Она облизнула сухие, потрескавшиеся губы, пытаясь сосредоточиться на этом смутном свечении.
«Может быть, я сплю?» – подумала Абби, увидев словно в тумане сидящего рядом с ней в кресле Майкла. Он облокотился на колени и уткнулся лицом в свои большие ладони. Темные кудри скрывали от нее его лицо. Что-то было не так. Должно быть, это действительно сон. Ее сильно знобило. Абби провела языком по губам и постаралась сосредоточить взгляд на Майкле.
– Холодно, – еле слышным шепотом произнесла она. Майкл поднял голову и уставился на нее налитыми кровью глазами.
– Абби? – прошептал он.
– Мне холодно. – Майкл вдруг исчез и тут же появился снова с одеялом в руках. Он осторожно накрыл ее и подоткнул одеяло вокруг ледяных ног. Потом опустился рядом с ней на колени. Привидевшийся ей Майкл молчал, но губы его слабо подрагивали, он нежно гладил ее волосы. Его полный муки взгляд впился в ее лицо и остановился на глазах. Абби не удавалось сфокусировать взгляд и разглядеть его, но она чувствовала, что он охвачен безграничной печалью.
– Сон, – выговорила наконец Абби, обращаясь к самой себе.
– Нет, дорогая, – ответил он дрогнувшим голосом. Она слегка нахмурилась, поморщившись от боли. Что с ней случилось? Почему Майкл такой грустный?
– Ты грустишь? – спросила Абби. Глаза Майкла, увлажнились, он долго смотрел на нее, потом с трудом произнес:
– Теперь уже нет. – И нежно погладил ее по щеке.
– Ты грустишь, – повторила она. Он не ответил и уткнулся лицом в покрывало на постели.
Абби почему-то удивилась. Она согрелась, тепло разлилось по всему телу. Веки ее отяжелели, ресницы затрепетали, она взглянула на его темные волосы, на вздрагивающие широкие плечи и снова потеряла сознание.
Через несколько секунд Майкл медленно поднял голову, посмотрел на Абби и тыльной стороной ладони вытер слезы.
– Благодарю тебя. Господи! – прошептал он. Затем снова опустился в кресло, которое не покидал вот уже четыре долгих дня и ночи. Абби была так бледна, кожа ее стала почти прозрачной. Она казалась такой маленькой, такой невероятно уязвимой, что даже малейшее дуновение – ветерка способно было унести ее от него.
Но ужасная лихорадка наконец-то прошла. Доктор Стивене предупредил Майкла, что надо быть готовым в самому худшему. И если в ближайшее время жар не спадет, инфекция убьет ее. «Она должна бороться», – сказал он. Поэтому Майкл не отходил от ее постели и заставлял бороться за жизнь. За те дни, что ее терзала лихорадка, он уже отчаялся увидеть ее здоровой. Но продолжал разговаривать с ней, уверял, что она ему необходима. Читал письма от ее родных, рассказывал о местах, в которых побывал, и об их недолгой совместной жизни. Он даже привел в ее комнату Гарри в надежде, что его появление вернет ее к жизни. Все было напрасно. «Существуют две возможности, – сказал доктор Стивенс. – Либо она полностью выздоровеет, либо умрет от заражения крови».
– Она не умрет! – как безумный, взревел Майкл, даже Себастьян испугался. Майкл отказывался верить, что Абби умрет. Если это произойдет, его жизнь потеряет всякий смысл. Она для него все. Она должна узнать, как сильно он ее любит. Должна снова улыбаться, играть на скрипке. Она должна жить!
Слава Богу, она очнулась, хоть и ненадолго. Это обнадеживает. Глаза его сноса наполнились слезами. Он не сводил глаз с Абби, казавшейся совсем крошечной под грудой одеял. Она должна жить.
