— Это Овертон-Мэнор? — спросил он, четко выговаривая слова.
— Да, — ответила Идона.
— Дом покойного Ричарда Овертона?
— Да.
— Я хочу поговорить с тем, кто отвечает за дом в данный момент.
— Я его дочь, Идона Овертон. Мужчина удивился и сказал:
— В таком случае, мисс Овертон, я хотел бы поговорить с вами.
— Конечно, — ответила Идона. — Пожалуйста, входите.
Она не стала закрывать дверь, впуская яркое весеннее солнце. Идона прошла в гостиную, приглашая посетителя за собой.
Комната была очень нарядная, вся в цветах, как было всегда — и при отце, и при матери.
На столике у камина стояли первые нарциссы и примулы; казалось, они внесли в комнату солнце и весну.
Наверное, незнакомец заметил потертый ковер, выцветшие парчовые шторы, подкладку которых давно уже следовало заменить. Но Идона не обращала на это внимания: она видела любимые вещи матери — старинные зеркала на стенах, портреты предков Овертонов, смотревших словно из глубины веков. Фарфоровые вещицы не были ценными, но мать любила их, и они для нее значили так много…
— Может быть, вы сядете? — спросила она гостя.
Мужчина сел; она опустилась напротив него.
Он положил кожаный портфель на колени, и Идона вдруг испугалась: этот человек принес ей дурные вести!
Ощущение было настолько сильным, что, когда он собирался начать говорить, девушка испуганно спросила:
— А для чего вы хотели меня видеть?
— Я думаю, мисс Овертон, мне лучше сперва представиться, — сказал мужчина. — Меня зовут Лоусон, я поверенный маркиза Роксхэма.
Идона, не ожидавшая услышать ничего подобного, казалась озадаченной.
— Маркиза Роксхэма? — повторила она. — Но зачем он послал вас сюда?
— Насколько я понимаю, — медленно и немного напыщенно продолжал мистер Лоусон, — в общих чертах суть дела вам уже известна…
— Что вы имеете в виду?
— Ваш отец играл с маркизом в «Уайтс-клубе» и проиграл ему имение, известное как Овертон-Мэнор, со всеми прилегающими к нему территориями, домами и фермами.
Мистер Лоусон вынул из портфеля бумагу и зачитал подтверждение сказанному.
Прежде чем он продолжил, Идона, задыхаясь, перебила его:
— Вы хотите сказать, отец проиграл свой… дом?
— Ставки были очень высоки, мисс Овертон: его светлость поставил пятьдесят тысяч гиней против ставки вашего отца.
— Не могу поверить! — воскликнула Идона. — И вы говорите… папа проиграл?
Впервые за все время какое-то сочувствие промелькнуло в голосе мистера Лоусона. Он ответил:
— К несчастью для вас, мисс Овертон, это так.
— Все? Я не могу… поверить… что он проиграл… все.
— Ставки записаны. И вы должны понять, я лишь исполняю свою обязанность; она заключается в том, чтобы сообщить вам, что имение является собственностью его светлости маркиза Роксхэма. И более того — находящиеся в Овертон-Мэнор конюшни, словом, все живое и неживое.
Идона понимала: соглашаясь на такие ставки, отец думал о лошадях, но не могла поверить — как он мог поставить на карту так много? Все! Абсолютно все!
В голове девушки промелькнуло — выиграй он, как надеялся, пятьдесят тысяч гиней, они роскошно прожили бы многие годы!
Такая сумма — огромное искушение. После выигрыша для него началась бы другая жизнь, та, о которой он мечтал: прекрасные лошади, бега, собственный дом в Лондоне.
Но он проиграл!
И в первый раз у Идоны в голове возникла догадка, и нерешительно, смущенно она спросила:
— Скажите мне, пожалуйста… эта дуэль, в которой участвовал мой отец, произошла сразу после того… как он узнал, что проиграл все, что имеет… маркизу Роксхэму?
Голос ее дрожал, и мистер Лоусон, взглянув на нее, ответил:
— Я слышал, мисс Овертон, что, уходя из клуба, он оскорбил одного из его членов, известного как прекрасный стрелок.
Идона вздохнула.
Теперь ей было понятно — отец искал смерти. И она представила себе, как его противник поднимает пистолет, а отец изменяет принятую на дуэли позу и намеренно разворачивается навстречу пуле.
Идона молчала, и, выдержав паузу, мистер Лоусон сказал:
— Я выражаю свое сочувствие, мисс Овертон, но, к сожалению вынужден сообщить вам столь мрачные известия.
— Я благодарна вам за откровенность. Может быть, вы мне скажете, что маркиз намерен делать с домом и с имением? — Она секунду помолчала и добавила: — Его светлость, конечно, обеспечит людей, которые живут в домах на нашей земле?
