Тем временем Энджи переодела Джинни в чистые ползунки, приговаривая:
— Ну вот, теперь тебе будет уютно.
Энджи поймала себя на мысли, что тянет время, откладывая возвращение в гостиную, где ее ждет Кейд. Ни один мужчина не волновал ее так, как он, ничьи прикосновения, кроме прикосновений Кейда Рассела, не действовали на нее, как разряд тока. Если бы он случайно коснулся ее в кромешной темноте, она бы все равно поняла, что это он. Энджи подозревала, что Кейд чувствует то же самое. Она не раз ловила в его взгляде желание, которое он пытался скрыть, и всякий раз по ее спине пробегали огненные мурашки. Он желал ее так же, как она его. Вот почему Энджи не стала разубеждать Кейда, когда он решил, что Джинни — ее дочь. Кейд Рассел — неподходящий мужчина для неопытной девственницы вроде нее. Что он вообще делает в Плимуте? Во всяком случае, не ее ищет — когда их взгляды встретились, там, у стрип-бара, он был ошеломлен не меньше нее.
Теоретически эта мысль должна была успокоить Энджи, но вопреки всякой логике ей почему-то стало грустно. Вздохнув, она открыла дверь и вышла в гостиную.
— Я отмерил нужную дозу микстуры, — бесстрастно сообщил Кейд.
— Спасибо.
Микстура Джинни не понравилась, она стала отплевываться, поперхнулась, высунула язычок и состроила гримаску недовольства, но, в конце концов Энджи все-таки удалось влить ей в рот полную чайную ложку лекарства.
— Почему отец ребенка не живет здесь? — неожиданно спросил Кейд.
— Он уехал в Штаты, — уклончиво ответила Энджи, не погрешив против истины.
Энджи вынула бутылочку из кружки с горячей водой и капнула несколько капель молока на запястье, проверяя его температуру. Держа ребенка и бутылочку, она села на диван и наклонила голову так, чтобы волосы заслони ли ее от всевидящего взгляда Кейда. Фокус удался: слабая завеса все же лучше, чем ничего.
— Ты собираешься переехать к нему? — спросил Кейд таким тоном, словно имел право задавать вопросы.
— Нет, — ответила Энджи и сменила тему: — По-моему, ей стало легче дышать.
Джинни принялась жадно сосать молоко, но из-за насморка ей приходилось то и дело прерываться, чтобы вдохнуть ротиком, ее это раздражало, и она начала хныкать.
— Ну-ну, маленькая, успокойся.
Энджи склонилась над ребенком и сквозь завесу волос украдкой посмотрела на Кейда. На его лице не отражалось никаких эмоций, только губы был сжаты плотнее обычного, однако Энджи чувствовала, что он наблюдает за ней очень внимательно. Она встряхнула головой, отбрасывая волосы с лица, и протараторила:
— Спасибо за помощь, ты был очень добр, когда будешь уходить, закрой, пожалуйста, за собой дверь.
Человек тактичный понял бы намек, Кейд же сел на диван и деловито осведомился:
— Энджи, расскажи, почему ты живешь вот так?
Судя по тону, он не собирался уходить, пока не узнает все, что его интересует. Энджи поборола раздражение.
— Как — так? По сравнению с некоторыми я живу очень неплохо.
Кейд недоверчиво вскинул брови, но от скептических замечаний воздержался. Его следующая фраза прозвучала безупречно вежливо:
— Ты уходишь от ответа. Насколько я понимаю, после смерти матери ты осталась без средств?
— Похороны — вещь недешевая.
Кейд выдержал паузу, потом тихо продолжил:
— Почему кузен твоей матери не упомянул вас в завещании?
Самообладание Энджи пошатнулось, но она довольно небрежно пожала плечами.
— С какой стати? У него есть сын. Грег и так был очень добр к нам, мы несколько лет жили в его доме, как в своем собственном.
По-видимому, Кейд думал иначе. Он с сомнением покачал головой.
— Аллегра рассказывала, что твоя мать заменяла ему экономку, а ты вела бухгалтерские книги практически бесплатно. На мой взгляд, он повел себя эгоистично, да и твоя мать немногим лучше: чем удерживать тебя дома, лучше бы послала в университет.
Энджи закусила губу. Ей казалось неправильным обсуждать поступки человека, которого уже нет в живых.
— Мама во мне нуждалась. После того, как отец нас бросил, она впала в депрессию. Иногда она неделями лежала, глядя в одну точку, без меня она бы даже не ела.
Кейд нахмурился.
Джинни выплюнула соску и захныкала. Энджи стала уговаривать ее выпить еще немножко, и разговор на время прервался.