Эту свою квартиру, в отличие от дворницкой, он нежно любил. Более года прошло, как переехал, но любовь к ней все жила в его сердце больном. Ну, естественно, и баловал он ее, свою любимую. Чуть что — подарок. От этого и стала она веселой, ухоженной и украшенной, с которой каждый раз встречаться — радость. Его гнездо, его крепость, его дом на долгие времена. Дамочки, изредка по необходимости залетавшие сюда, сразу же понимали это и не пытались навести в этой мужской квартире уют. У него был свой уют.
После парилки в «БМВ» было жарковато. Сырцов разделся до трусов, сполоснул личико и руки и двинул на кухню. Последний год он держал себя в форме: каждодневные пробежки, каждодневные часовые занятия на тренажере (в лоджии стоял), диета и полный отказ от курева и пьянки. Съел бутерброд (хлеб был с отрубями) с сыром, выпил стакан йогурта и — сыт.
Застелив квадратную (два двадцать на два двадцать) тахту простынкой, бросил в голову подушку, улегся под плед. Сквозь полуприкрытые веки картинка виделась слегка размытой и оттого почти сказочной. Он любовался этой картинкой, он ощущал свою силу и в преддверии сна верил в свое бессмертие. Кто-то вроде шептал ему на ухо: «Хорошо, хорошо, хорошо», и он радостно и бессловесно соглашался: да, хорошо, да, хорошо, да, хорошо… Сначала он сладострастно засыпал, а потом заснул крепко. Открыв рот, он похрапывал.
Разбудил его дьявольской силы телефонный звонок. Мало чего соображая, он рванулся к аппарату, больно ударился коленом о стул и схватил трубку. Зачем-то хотел успеть до того, как звонки прекратятся. «Если бы знать! Если бы знать», — как говорили чеховские дамы.
— Да, — произнес он пискляво, поспешно прокашлялся и тут же выдал басом: — Я вас слушаю.
— Здравствуйте, Георгий Петрович, — сказал в трубке изысканный женский голос. — Наш общий хороший знакомый Роман Суренович Казарян порекомендовал мне обратиться к вам. Он собирался сегодня вечером до моего звонка сам связаться с вами, но я не дотерпела до вечера. Я должна встретиться с вами как можно скорее. Дело не терпит отлагательств.
— Простите, не знаю вашего имени и отчества… — перебил Сырцов.
— Светлана Дмитриевна, — представилась трубка.
— По какому делу вы хотите обратиться ко мне, Светлана Дмитриевна?
— Это не телефонный разговор, Георгий Петрович.
— А другого у нас с вами не будет, — безжалостно сказал Сырцов. Дама на том конце провода замолчала. Потом вздохнула прерывисто и поведала:
— У меня большое горе.
Такими словами обезоруживают. Сырцов посопел и промямлил:
— Я сегодня вечером занят…
— А сейчас еще не вечер! Еще не вечер! — бессознательно повторяя слова глупой песенки, страстно заговорила Светлана Дмитриевна. — Я через десять минут буду у вас и не отниму много времени. Вы всюду успеете, Георгий Петрович, я даю вам слово — вы всюду успеете.
Сырцов сдался и проблеял жалко:
— Только недолго… В нашем распоряжении не более часа…
— Достаточно, вполне достаточно. Ваш адрес, Георгий Петрович…
Он продиктовал адрес, положил трубку, вышел на балкон-лоджию и стал ждать, тупо рассматривая суетливую жизнь внизу. Через десять минут с Садового кольца спустился по переулку спортивный «мерседес» и остановился прямо под ним. Захотелось плюнуть на светло-серую крышу «мерседеса», но делать этого Сырцов не стал, так как из машины выпросталась дамочка. Сверху не понять какая. Брюнетка. Или крашеная. Дамочка вошла в подъезд, а Сырцов — в комнату. Придирчиво осмотрел апартаменты. Вроде все в порядке. Убрал в ящик плед, простыню и подушку, в ожидании уселся в кресло и вдруг увидел свои голые колени. Забыл, что без порток. Порывисто (со сна плохо ориентировался во времени и пространстве) влез в штаны, натянул рубашку. Уселся в кресло по новой. В дверь все не звонили. Может, он ошибся и дамочка из «мерседеса» не к нему? Обиделся на обстоятельства, которые заставили его суетиться, сжал рот в куриную гузку и понял, что неплохо после сна рожу помыть. Он встал, чтобы идти в ванную, и в тот же момент заблямкал непонятную короткую мелодию дверной звонок. Сырцов вместо умывания пальцами протер глаза и пошел открывать.
