Примерно через десять футов Эвелин уже не сомневалась в своей правоте, отчетливо слыша треск швов под платьем. Звук донесся и до Уэрина.
– Быстрее, – вежливо попросил он женщин. Затем, снова услышав, как рвется ткань, прорычал: – С дороги!
Испуганно обернувшись, леди Стротон отпрянула в сторону, пропуская Уэрина, погнавшего лошадь рысью. Теперь леди Марджери и служанки бежали позади, продолжая лихорадочно разбрасывать цветы. Нельзя точно сказать, кто был наиболее счастлив, когда Уэрин наконец завел лошадь в стойло. Неудивительно, что все гости, собравшиеся у входа в часовню, смотрели на происходящее с разинутыми ртами.
Соскочив с лошади, Уэрин повернулся и увидел, как Эвелин, окруженная ворохом юбок, поспешно и неуклюже спускается, всеми силами удерживая злополучный разрыв на ткани. Она стояла, не шевелясь и почти не дыша, в ожидании исхода: либо все останется на месте, либо она сейчас выскользнет из этого платья, как виноградина из шкурки.
– Ну как, держится? – тревожно спросил Уэрин.
– Да… вроде.
Эвелин по-прежнему не могла нормально дышать, следовательно, обвязке ничего пока не угрожало.
– Что у вас тут? – запыхавшись, спросила леди Стротон, подбежав к ним вместе со служанками.
– Все хорошо. Кажется, оно не успело сильно порваться. Как я выгляжу?
Мать окинула дочь критичным взглядом, затем мягко ущипнула за щеки.
– Бледновата… а в остальном – замечательно!
Пока мать пыталась вернуть ей легкий румянец, Эвелин вспомнила, как несколько лет назад Хьюго издевался над ее щеками, твердя, что она похожа на белку с полным ртом орехов. Целую неделю он преследовал ее со словами: «Толстые щеки! Жирная белка!» Вернувшись в реальность, Эвелин представила, насколько ужасно смотрится ее вынужденно стройное тело рядом с пухлыми щеками.
– Вот так. – Леди Стротон ободрительно улыбнулась. – Выглядишь волшебно! Пройдешь оставшийся путь?
Эвелин нервно взглянула через плечо на ступени церкви. Уэрин, конечно, проехал меньше, чем хотелось бы, но, измерив расстояние, она пришла к выводу, что это не так уж и далеко. Она сможет, если не торопиться.
– Да. – Повернувшись лицом к церкви, Эвелин втянула щеки, чтобы не очень походить на белку.
Расступаясь, как воды Красного моря перед Моисеем, гости образовали проход. Эвелин двинулась вперед. Медленно, едва передвигая ноги. Но, даже несмотря на это, буквально через несколько шагов она снова стала задыхаться и чувствовать сильное головокружение.
– Бог мой, она похожа на рыбу!.. – в изумлении прошептал Уимарк Джервилл. Жена резко толкнула его локтем. – Прошу прощения, но… это так! – сказал он огорченно, затем покачал головой. – Жена, разве щеки были такими вдавленными, а губы – в складку, когда мы видели ее ребенком и согласились на этот договор? По-моему, нет!
– Нет… – Леди Кристина Джервилл внимательно посмотрела на приближавшуюся к ним девушку. Крошка двигалась так медленно и вдумчиво, словно (прости, Господи!) навстречу смерти, а не к суженому. Прищурившись, Кристина стала всматриваться в наморщенное лицо Эвелин, затем с небольшим облегчением сказала: – Она, кажется, втягивает щеки.
– Это еще зачем? – встрял в разговор Пэн. Ответа он не расслышал. Леди Кристина, возможно, сказала что-то, но Пэн отвлекся, следя за невестой, вселявшей в него сильное беспокойство. Дело было не во внешности: несмотря на странноватое лицо, походившее на рыбье, он все же разглядел мягкие полные губы, прямой нос и голубые глаза. Волосы нежно-каштанового цвета были подобраны, и мелкие завитки, выбившись из прически, спадали на лицо. Вполне возможно, решил Пэн, что, если она расслабит щеки, то будет выглядеть даже более чем привлекательно.
Но в данный момент он и не думал об этом. Его настораживала походка Эвелин: она шла, не сгибаясь, будто солдат с поломанными ребрами, и медленно, как двигается лишь очень слабый или больной человек. Меньше всего Пэн мечтал о такой невесте. Ему нужна была сильная здоровая жена, которая будет помогать ему в преодолении любых препятствий, уготованных жизнью.
Однако беспокоился он сейчас впустую: если Эвелин и вправду чем-нибудь болела, придется смириться. Его имя вписали в брачный договор, когда он был совсем ребенком и не мог ни на что повлиять…
