– Пусть остаются в моей комнате, – вмешался Уэрин. – Я могу поспать в большом зале.
Лорд Стротон с беспокойством посмотрел на сына, но затем облегченно кивнул.
– Ну хорошо. А я тогда попрошу принести ванну в нашу комнату, чтобы ты помылся – объявил он, похлопав заляпанного гарью сына по плечу и направляясь вместе с ним к выходу.
– Дорогой, я думаю, понадобится еще одна в спальню Джервиллов – для Пэна, – с улыбкой напомнила леди Стротон.
Уиллем обернулся и с нежностью взглянул на жену и дочь.
– Конечно, – согласился он, – и для нашей девочки тоже.
Как только дверь за мужчинами закрылась, Эвелин осмотрела себя и с удивлением обнаружила, что простыня, в которой она бегала, превратилась в страшную черно-серую тряпку. Плечи и руки покрылись грязными пятнами. Лицо скорее всего тоже. Она была точно уверена, что, когда спускалась по лестнице в зал, простыня хоть и намокла, но все еще не утратила своей белизны. Видимо, Эвелин испачкалась в этой гадости, пока стояла в дверях задымленной спальни. Да, она определенно нуждалась в ванне.
– Я смотрю, ты неплохо украсил ручки.
В ответ на суровое замечание матери Пэн лишь злобно прорычал. Он старался как можно меньше думать о случившемся – руки болели так, словно он держал их в кипящем масле.
«Интересно, где сейчас жена?» – подумал он. Во время пожара она очень старательно помогала ему, но сначала больше мешала – по крайней мере до тех пор, пока не позвала остальных. Это, возможно, и спасло ему жизнь. Он мог еще справиться с дымом, когда горели только кроватные занавески, но как только огонь перекинулся на комод и что-то внутри вспыхнуло, дым стал более плотным, едким. Он проникал в легкие, и Пэн закашлялся до такой степени, что у него закружилась голова он упал на четвереньки, приземлившись на полыхавшую ткань.
Сильнейший ожог моментально привел его в чувство. Пэн вскочил на ноги – в этот момент прибежал Уэрин с водой. Первое ведро принесло мало пользы, но затем, с появлением других мужчин, удалось быстро потушить огонь и устранить задымление. Для Пэна было счастьем покинуть наконец комнату. Несколько минут он провел в полусогнутом положении, кашляя черной слизью. Он почти не помнил, как его привели в спальню и до сих пор не знал, что стало с его женой.
– А где…
– Полагаю, она наверху, – пробормотала Кристина Джервилл.
Пэн утомленно взглянул на мать. Похоже, она всегда могла без затруднений прочесть его мысли. Он твердо решил, что пора начать соблюдать осторожность и не думать в ее присутствии о чем попало.
– Да, она там, – подтвердил Уимарк, входя в комнату посреди их разговора. – Стротон говорит, мать сейчас помогает Эвелин привести себя в порядок. Тебе тоже готовят ванну. Ее брат даже уступил вам свою комнату, хотя… – Он сморщился, взглянув на руки сына. – Не думаю, что его великодушие сыграет сегодня большую роль – ты едва ли сможешь шелохнуться с такими ожогами. Полагаю, ты не успел, до того как…
– Нет! – обиженно прервал его Пэн. Он расстроился, потому что был всецело готов; потому что тело Эвелин оказалось таким теплым и мягким, как он и мечтал; потому что от нее сладко пахло летними цветами, и сама она преисполнилась ответным желанием – счастье любого мужчины! Если бы не вмешался этот глупый пожар… ох, Пэн сейчас с удовольствием погружался бы глубоко в ее тепло и влагу. Он печально вздохнул в унисон с отцом.
– Как начался пожар? – спросил лорд Джервилл, покручинившись об упущенной возможности.
– Сам не знаю, – растерянно ответил Пэн. – Свеча, кажется, упала на пол, но как… я и не заметил.
– Хм… О, а вот и твоя ванна, – сказал Уимарк, когда в дверь постучали. Через секунду в комнату вошли несколько слуг, неся все необходимое для купания.
– Я останусь и помогу тебе, – сказала леди Джервилл, вызвав нешуточную тревогу на лице Пэна.
Мама не купала его с тех пор как… Да он и случая такого не мог припомнить! В детстве им занимались только слуги да горничные, а повзрослев, он стал вполне самостоятельным и не нуждался в чьих-либо услугах.
– Не нужна мне помощь, сам справлюсь, – проворчал Пэн, но его жесткая интонация, кажется, не произвела на мать никакого впечатления. Она лишь улыбнулась. Весело ей, видите ли! В этом-то и заключалась трудность общения с родителями: на поле битвы у Пэна была такая репутация, что люди дрожали, заслышав его имя, а мама вот абсолютно не боялась.