— Нет, о комбинате «Мясоедовский», — подсказала Варя.
— Надо же, не угадал! — засмеялся Килька. — А я думал, ты хочешь спросить, нет ли у меня какой вакансии. А что, я тебя бы взял. Тут такой проект наклевывается — закордон спонсирует! Ты подумай… А что тебя интересует в связи с комбинатом?
— Происходит ли что-нибудь неординарное в нем или вокруг него?
— Еще как происходит, Варежка! И в нем, и вокруг.
— Меня, кстати, тоже никто не зовет Варежкой. И уже, наверное, не назовет. Теперь, когда погиб мой муж…
— Как погиб? В автокатастрофе?
— Нет, его убило сосулькой.
— Так это его?! Боже мой, я и подумать не мог! Город, конечно, гудел, но в последние годы мы как-то отошли друг от друга. Я даже не знал твою фамилию по мужу. Прими мои соболезнования.
— Спасибо. К чему-то все время приходится привыкать. Теперь вот к тому, что я вдова.
— Не расстраивайся, мать, ты у нас женщина эффектная…
— Да уж, кроме тебя, наверное, никто об этом и не подозревает.
— Не скромничай, и вообще, какие твои годы! У меня, кстати, уже двое пацанов. Жена за девочкой решила сходить, а оказалось, опять мальчик. Когда ты родить надумаешь, меня в крестные позови. Заметано?
— Заметано. — Варя улыбнулась неуклюжести, с которой утешал ее Килька.
— Слушай, а почему у тебя возник вопрос насчет акций? Нет денег, и ты вынуждена их продавать?
— Нет, Килька, тут другое. Позвонил директор комбината — покойный муж работал там главным технологом — и предложил мне продать акции. Я бы не насторожилась, если бы он так не торопился. Вот и решила посоветоваться со старым товарищем.
— Ни в коем случае не продавай! — Килька от чувств даже заорал в трубку. — Слышишь, ни за что! В крайнем случае, будут нужны деньги, смело обращайся, я займу!.. А много ли у тебя этих акций?
— Вроде двадцать тысяч штук, — неуверенно проговорила Варвара.
— Елки-палки! Мать, да ты теперь миллионерша!
— Ну уж и миллионерша! У них номинал — всего восемь рублей. На миллион никак не тянет.
— Восемь рублей! Не смеши, Варежка. Господи, двадцать тысяч! У меня один знакомый — тоже из бывших работников — продал на днях сто штук, знаешь, по какой цене? По двадцать баксов за акцию! Умножь свои двадцать тысяч на двадцать долларов.
— Ты меня пугаешь.
— Тю, глупая, первый раз слышу, чтобы человек богатства пугался… Но я тебя понимаю. Остаться без мужика да еще с такой кучей денег!..
— Да, только эта куча лежит в банке, и если я что-то понимаю в законодательстве, то получу к ним доступ не раньше чем через шесть месяцев.
— Я тоже так думаю. Это хорошо, что твой муж оказался человеком предусмотрительным, а то вокруг тебя началась бы такая возня…
— Все равно уже началась, — вздохнула Варя.
— Что ты говоришь! — встревожился Килька. — Понятное дело, наши деловары — волки голимые, решили, что ты теперь беззащитная, вот и полезла нечисть всякая. Навариться на дурняк. А знаешь, я могу прислать к тебе пару крепких ребятишек. Пусть подежурят недельку-другую, пока все не поймут, что для обладания акциями им придется как минимум грабить банк… А банк частный, не знаешь?
— Государственный. И никого присылать не надо. У меня свой телохранитель имеется.
— Даже так?
Варя прямо увидела, как он ухмыляется.
— Это вовсе не то, что ты подумал.
— А что я подумал?
— Что я с ним сплю.
— Сообразительная, просто жуть. В общем, Варежка, пока ты можешь жить спокойно, а там — время покажет. Ближе к конкретному сроку я тебе по старой дружбе помогу.
— Бескорыстно? — поинтересовалась Варвара.
— А это уж как тебе совесть позволит, — гыкнул Килька, и они попрощались.
— По сотовому телефону столько времени чирикаешь! — воскликнула Наташка, заходя в комнату. — Забогатела, что ли? Небось на целый полтинник наговорила.
— Для хорошего дела — не жалко, — отмахнулась Варвара.
— А оно действительно хорошее?
— Килька разложил для меня все по полочкам. Поговоришь с умным человеком — и сама поумнеешь!
— А со мной поговоришь?
— Конечно, и тебе все расскажу, куда от тебя скроешься?
— Вот и не надо скрываться, — наставительно сказала Наташка, — кто ж тебе поможет да рассудит, что к чему, ежели не подруги?
А с утра пораньше — была суббота, подруги только-только проснулись — зазвонил телефон, и тот же голос директора комбината спросил:
