С другой стороны, она – свободная женщина, занимается своим законным делом в принадлежащем ей месте, и благодаря дарам Альмалика ее отцу ей нет нужды хватать кошелек, даже такой толстый, как этот.
В раздражении она нарушила правила приличия: взяла кошелек и бросила обратно незнакомцу.
– Если вам нужна помощь лекаря, то я здесь именно для этого. Но, как вы, вероятно, заметили, перед вами стоят другие люди. Когда подойдет ваша очередь, я буду рада вам помочь, если смогу. – Если бы Джеана была менее раздражена, ее могла бы позабавить официальность собственных выражений. Она все еще не могла разглядеть мужчину как следует. Рабочий из каменоломни испуганно отступил в сторону.
– Я сильно опасаюсь, что на это у меня нет времени, – тихо ответил картадец. – Мне придется увести вас от здешних пациентов, и поэтому я предлагаю вам кошелек в качестве компенсации.
– Увести меня? – возмутилась Джеана и вскочила на ноги. Раздражение уступило место гневу. Она заметила, что несколько мувардийцев направляются к ее палатке. Джеана чувствовала, что Велас стоит прямо у нее за спиной. Ей надо быть осторожной: ради нее он может схватиться с кем угодно.
Придворный примирительно улыбнулся и быстро поднял руку в перчатке.
– Мне следовало сказать «проводить вас». Умоляю о прощении. Я чуть не забыл, что нахожусь в Фезане, где подобные любезности имеют большое значение. – Происходящее, казалось, забавляло его, и это еще больше ее рассердило.
Теперь, когда Джеана встала, она ясно видела его. У него были синие, как у нее самой, глаза, столь же необычные среди ашаритов, как и среди киндатов, и густые, вьющиеся на жаре волосы. Он был очень дорого одет, на нескольких пальцах его затянутых в перчатки рук сверкали кольца, а единственная серьга с жемчужиной, несомненно, стоила больше, чем земное имущество всех стоящих перед палаткой в очереди. Его пояс и рукоять меча также украшали драгоценные камни; несколько было вшито даже в кожу его туфель. «Щеголь, – подумала Джеана. – Жеманный придворный щеголь из Картады».
Однако меч был настоящим, не символическим, а взгляд глаз, в которые она сейчас смотрела, – пугающе откровенным.
И мать, и отец учили Джеану проявлять уважение, когда оно было оправданным и заслуженным, и только в этом случае.
– Подобные «любезности», как вы предпочитаете называть простую учтивость, должны иметь в Картаде не меньшее значение, чем здесь, – ровным голосом ответила Джеана. Она убрала с глаз прядь волос тыльной стороной ладони. – Я принимаю на базаре до звона полуденных колоколов. Если вы действительно нуждаетесь в визите врача на дом, я сверюсь с назначенными на вторую половину дня посещениями и посмотрю, когда я свободна.
Он вежливо покачал головой. Двое воинов-мувардийцев подошли к ним.
– Как я уже, должно быть, упоминал, у нас нет на это времени. – Казалось, его по-прежнему что-то забавляет. – Возможно, мне следует добавить, что я нахожусь здесь не по причине собственной болезни, как ни приятно было бы любому мужчине отдать себя вашим заботам. – В очереди раздался тихий смех.
Джеане не было смешно. С подобными вещами она справляться умела и уже собиралась ответить, но картадец продолжил без паузы:
– Я только что из дома вашего пациента. Хусари ибн Муса болен. Он умоляет вас прийти к нему сегодня утром, до начала церемонии освящения в замке, чтобы ему не пришлось упускать возможность быть представленным принцу.
– О, – произнесла Джеана.
Ибн Муса регулярно страдал от камней в почках. Он был пациентом ее отца и одним из первых признал ее преемницей Исхака. Он был богат, мягок, как шелк, которым торговал, и питал слишком большое пристрастие к вкусной еде в ущерб своему здоровью. Еще он был добрым, на удивление простым в общении, умным, и его покровительство в начале ее практики сыграло огромную роль. Джеана любила его и беспокоилась о нем.
Учитывая его богатство, торговец шелками наверняка попал в список горожан, получивших почетное приглашение на встречу с принцем Картады. Положение отчасти прояснилось. Но не целиком.
– Почему он послал вас? Я знаю большинство его слуг.
