— Ага, она вернется, когда твоя чашка опустеет.
Хукер впился в яйца.
— Буч говорит, все в шоке от того, что случилось с Оскаром Уэво. Он сказал, что большинство в общем-то не удивились, что его застрелили, но все дивятся этому обертыванию в целлофан и гадают, кто его загрыз. Буч утверждает, что половина мастерской думает, дескать, это работа оборотня, а другая половина считает, что это заказное убийство. И эта половина, которая считает, что это заказ, думает на жену Уэво. Дескать, она заплатила. Видимо, мужик созрел, чтобы обменять ее на новую, а миссис Уэво не пришла от этого в восторг.
Я заглянула в свою чашку. Пусто. Поискала глазами официантку. Ее нигде не было видно.
— Что-нибудь про грузовик говорят? — спросила я Хукера.
— Нет. Слухи о пропаже грузовика явно не просочились.
Я увидела, как в другом конце зала появилась официантка, но не смогла привлечь ее внимание.
— В НАСКАР должны знать, — обратилась я к Хукеру. — Они отслеживают перевозчики. И должны знать, когда те исчезают с их экранов.
Хукер пожал плечами.
— Сезон закончился. Может, они не обратили внимания. Или водитель позвонил и сказал, что «Джи Пи Эс» сломался, поэтому в НАСКАР перевозчик не увидят.
Я постучала ложечкой по чашке и замахала официантке, но та повернулась ко мне спиной.
— Милочка, какая грустная история, — заключил Хукер, меняясь со мной чашками.
Я отхлебнула кофе.
— Но есть парочка обеспокоенных людей. Они землю рыть будут, чтобы отыскать грузовик, и захотят найти идиотов, которые украли его, потому что эти идиоты знают о засунутом в шкаф Уэво.
— Хорошо, что только мы знаем, что эти идиоты — мы, — заметил Хукер.
Официантка остановилась у нашего столика и наполнила пустую чашку Хукера.
— Что-нибудь еще, сладкий? — спросила она его. — С завтраком все нормально?
— Все отлично, — заверил Хукер. — Спасибо.
Она повернулась и удалилась плавной походочкой, а я подняла брови, взглянув на Хукера.
— Иногда так здорово быть мной, — поделился он, приканчивая блинчики.
— Итак, заострим внимание на наших планах. Проверим машину и оставим грузовик где-нибудь на обочине.
— Да, помимо прочего, я не знаю, что делать с Проглотом. Никто не знает, что мы замешаны, поэтому мы можем вернуться себе домой и зажить спокойно. У Проглота же куча проблем. Его жизни угрожает опасность. Понятия не имею, что с этим делать.
Хукер подал знак, чтобы принесли счет, и официантка заспешила к нему.
— Вы уверены, что не хотите еще одну чашку кофе? — спросила она его.
— Нет, — ответил Хукер. — С нас довольно.
— Надеюсь, она подхватит меланому, — сказала я ему.
Хукер достал мелкие купюры и оставил рядом с чеком на столе.
— Поехали. Мне нужна одежда. Заскочим минут на десять в какой-нибудь магазин.
В Майами в ноябре великолепная погода, если не дует ураган какой-нибудь. Можно ходить в рубашке с короткими рукавами и ездить с опущенным верхом. Сияет солнце, и на небе ни облачка.
Верх на внедорожнике не опустишь, но мы открыли окна и врубили радио на волне с латиноамериканской музыкой. В общем-то в свете происходящего, нам было неплохо. Бинз пришел в восторг от маффина. Хукер смотрел, не попадется ли торговый ряд, а Бинз высунул голову сзади в окно со стороны водителя, выставив хвост в другое окно. Его мягкие развесистые сенбернаровы уши трепались на ветру, а большие свисающие сенбернаровы брыли морщились, когда в них попадал поток воздуха. Хукер выехал из Литтл-Гавана и направился на юго-запад.
Сорок пять минут спустя Хукер уже приобрел сумку разнообразной одежды. Один заезд в магазин принес джинсы, футболки, нижнее белье и носки, плюс парусиновую спортивную сумку. Жизнь у парней проще некуда. Мы заскочили в аптеку, и он взял зубную щетку, станок и дезодорант.
— Как? — удивилась я. — Тебе не нужны шампунь, гель для бритья и зубная паста?
— Думаю, что возьму у тебя. Я бы и станком твоим воспользовался, но он розовый.
— А что, крутые техасские парни не могут бриться розовым станком?
— Черт, нет, конечно. Меня же пинками погонят из клуба.
— Из какого такого клуба? — поинтересовался я.
Хукер ухмыльнулся:
— Понятия не имею. Это я выдумал. Нет никакого клуба. Просто я глупо себя чувствую, когда бреюсь розовым станком. Словно должен побрить ноги.
