Как-то посреди ночи я проснулся от невыносимой боли на месте свежего комариного укуса: казалось, меня ужалил невесть откуда взявшийся тарантул. А потом началось. Несколько крошечных насекомых в комнате чуть не свели меня с ума, я наглотался обезболивающих таблеток и еле дождался утра, чтобы купить наконец фумигатор. И только намного позже, в разговоре с врачом, я узнал, что достаточно характерными для развития раковой опухоли являются ряд признаков, среди которых — плохая переносимость укусов кровососущих насекомых. В ряде случаев появление одного такого симптома может значительно опережать развитие самой опухоли.
Во время второго курса химиотерапии комары появились у нас в первую же теплую весеннюю ночь. Палату освещал тусклый свет уличного фонаря, я лежал, прикованный к капельнице, у окна и хорошо видел, как серое облачко комаров, миновав открытую форточку, пролетело мимо меня к другим больным, чтобы приступить к своей вампирской вахте. Послышались полусонные чертыханья, энергичные хлопки, над некоторыми койками зажглись ночники, и кто-то сказал: «Ну вот, уже и комары появились, значит завтра будет тепло». А я лежал, прикусив губу, и тошнотворный страх липкой змейкой полз по позвоночнику: они кусают здесь всех, кроме меня, значит понимают, что от этой крови им добра не будет, она уже совсем ни на что не годна, даже на корм комарам! В любое другое время подобный вывод показался бы мне по крайней мере смешным, но в ту ночь я чуть не умер в постели от страха, взывая к пролетающим гадам: «Укусите меня, пожалуйста, хоть разок, ну что вам стоит, я что тут, самый безнадежный, что ли?» Но мои мольбы были циничным образом проигнорированы. Таким образом, получилось, что первыми, кто огласил мне приговор, оказались эти мелкие кровососущие твари.
***
Сомневаясь в том, что журналистка мне позвонит, я ошибался только наполовину. Она и вправду не позвонила, а написала — на визитке был указан e-mail. В письме она выразила надежду, что я еще не раскаялся в своем обещании, и попросила рассказать все, что я знаю о трубках. В ответ я накатал огромный текст, в котором мои собственные познания трубочного ритуала перемежались с обширными цитатами с тематических сайтов и наглыми комплиментами. Заодно я предложил перейти на «ты» и попытался разузнать у моего несостоявшегося интервьюера, давно ли она освоила вторую древнейшую профессию. Перед отправкой я два раза перечитал свое обширное послание, добавил в конце: «Я был рад получить от тебя письмо, пусть даже по делу. Действительно», — и нажал кнопку Send.
«Занесло меня в «Бизнес-Петербург» совершенно случайно, — словно оправдывалась в ответ Лупетта. — В вопросах бизнеса я понимаю очень мало, зато в вопросах искусства — гораздо больше. Узнать меня можно по инициалам в конце статьи: до журналистского Олимпа мне пока еще очень далеко. Приходится мотаться на выставки, презентации, юбилеи и т. д. К тому же я еще и учусь... Так что жизнь у внештатного корреспондента «Б-П» очень напряженная. Но бывают и приятные моменты... Например, очень приятно было узнать, что ты нашел для меня столько интересной информации о трубках. Ты мне очень помог. Действительно».
Так начался наш эпистолярный роман, вначале похожий на игру, но со временем распаливший меня не на шутку. С каждым разом письма становились все смелее, но мы при этом, не сговариваясь, даже не заикались о возможности реального свидания, словно жили не в одном городе, а на разных концах планеты.
Первой не выдержала Лупетта. На мой очередной монолог, искрящий неутоленными страстями, она лаконично ответила: «В виртуальной реальности ты великолепен, но как насчет всего остального? Мир так тесен, так почему бы нам не стать еще ближе друг к другу?»
«Есть! — мелькнуло у меня в голове. — Она уже почти моя... »
Если бы в эту минуту кто-то сказал, во что мне обойдется это «почти», я бы плюнул ему в лицо.
***
За время химиотерапии я настолько сжился со своими стеклянными спутницами, что порою кажется, словно мы представляем собой единое целое: причудливый биомеханоид из плоти, стекла и металла, в котором циркулируют разноцветные жидкости. Шли месяцы, один курс сменялся другим, и чья-то невидимая рука привычным движением бесстрастно переворачивала песочные часы, отмеряя очередной цикл моей жизни. Иногда так хотелось, чтобы эта рука забыла о своем ненужном ритуале или чтоб слипшиеся песчинки забили узкое отверстие между колбами, прервав ход времени.
