– Вы преподаете литературу?
– О нет. Нет. Никогда не имел такой чести. Нет. Я даже не изучал литературу. В шестнадцать лет пошел работать. В мое время особого выбора не было. Я газетчик.
Лидия вспомнила, что в Новой Англии выходит одна газетенка, до смешного чопорная и консервативная, которая культивирует замшелый слог.
– Вот как? В какой же газете вы работаете? – спросила она и тут же поняла, что такому вдумчивому собеседнику ее любопытство может показаться наглостью.
– Вы о ней, скорее всего, не слышали. Ежедневная газета небольшого промышленного города. Раньше сотрудничал и с другими. В этом была вся моя жизнь.
– А теперь, вероятно, решили написать книгу про Уиллу Кэсер? – Постоянно общаясь с людьми, которые собираются о чем-нибудь написать, Лидия сочла свой вопрос вполне уместным.
– Нет, – строго проговорил он. – Зрение уже не позволяет мне читать и писать больше необходимого.
Вот почему он ел с такой осторожностью.
– Нет, – повторил он. – Признаюсь, было время, когда я задумывался над такой книгой. Я бы сосредоточился на том этапе жизни Уиллы, который связан с этим островом. Хотя ее биографии публиковались не раз, островной период описан в них очень скупо. Но мне пришлось отказаться от этой затеи. Все изыскания провожу исключительно для себя. Время от времени беру складной парусиновый стул, иду к ее дому и сажусь под окном, за которым она писала, глядя на море. Это совершенно безлюдное место.
– Разве домом никто не занимается? Неужели там не создан мемориальный музей?
– Представьте, нет. За домом никто не следит. Видите ли, кое-кто из местных жителей очень почитал Уиллу, некоторые даже отдавали должное ее дарованию – я имею в виду дарование личности: вряд ли они смогли бы оценить ее литературный талант, – но в то же время многие считали ее заносчивой и относились к ней с неприязнью. Их обижала ее нелюдимость, но это была вынужденная черта характера: для творчества требуется уединение.
– Но можно организовать проект, – сказала Лидия. – Добиться финансирования. И от канадского правительства, и от американского. Хотя бы для того, чтобы сохранить дом.
– Не берусь судить. – Он улыбнулся и покачал головой. – Нет, вряд ли. Нет.
Он не хотел, чтобы сюда нагрянули другие почитатели таланта писательницы и согнали его с парусинового стула. Как же она сразу не догадалась. Грош цена была бы его паломничеству, если бы здесь толпились туристы, щетинились стрелки указателей, раздавались брошюры, а гостиничка, которая сейчас носила название «Морской вид», была бы переименована в «Тени на скале». Чем так – считал, вероятно, ее собеседник, – пусть уж лучше этот дом развалится и порастет бурьяном.
А перед тем, в последний раз набрав номер Дункана, с которым они сошлись в Кингстоне, Лидия брела по улице Торонто и понимала: сейчас придется тащиться в банк, придется покупать продукты, придется спускаться в метро. Придется вспоминать, что, где и как нужно делать: раскрыть чековую книжку, шагнуть, когда подойдет очередь, вперед, выбрать из множества сортов хлеба один, бросить жетон в прорезь турникета. Ей казалось, что ничего сложнее она в своей жизни не совершала. А чего стоило прочесть названия станций метро и выйти там, где надо, чтобы добраться до съемной квартиры. Ей было бы очень сложно описать эти трудности. Она прекрасно знала, где находится, знала название своей остановки и предыдущей тоже. Но никак не могла соотнести себя с окружающей действительностью, а потому встать, выйти из вагона, подняться по ступенькам, пройти по улице – все это требовало немыслимых усилий. Впоследствии она решила, что в тот момент ее, наверное, заколодило, как машину. Но даже в тот момент у нее в голове был собственный образ. Она видела себя клетью для яиц, в которой вырезаны донца.
Добравшись до квартиры, Лидия опустилась на стул в прихожей. Час или около того сидела без движения, потом сходила в туалетную комнату, разделась, надела ночную рубашку и легла в постель. Теперь она вздохнула с облегчением и даже возликовала оттого, что сумела взять все препятствия, и оказалась там, где хотела, и не обязана больше ничего вспоминать.
