– ОЗЖС?
– Общество по защите животных Сиэтла, – расшифровала она, огибая стойку администратора, – вчера они заявились сюда со своими лозунгами и устроили грандиозный скандал, обвинив нас в убийстве золотой рыбки и издевательстве над девочкой-осьминогом, которую мы, видите ли, содержим в неволе.
Мелинда махнула рукой на вереницу круглых аквариумов, выстроившихся за стойкой администратора. В каждом из них плавала оранжевая золотая рыбка, которую могли взять напрокат гости, желавшие, чтобы она составила им в номере компанию. Помимо прочего, в мои обязанности входило кормить в полночь оставшихся не у дел рыбок и заполнять небольшие карточки с именами питомцев. Когда мне сообщили эту новость, она стала хрестоматийной изюминкой на торте, потому как дома я давно привыкла держать рыбок.
– Задумка с золотыми рыбками, надо полагать, пользуется огромным успехом, – сказала я.
На инструктаже мне говорили, что семьи их буквально обожают. После заселения ребятишки могли выбрать одну рыбку, и тогда кто-то из обслуги затаскивал аквариум с избранницей в номер.
– Так оно и есть, – подтвердила Мелинда, – никаких рыбок никто не убивает. Иногда на них нападает какая-нибудь болезнь, в иные разы очередной возбужденный ребенок может выловить из аквариума его обитательницу или плеснуть в воду апельсинового сока… Поэтому время от времени нам конечно же приходится их терять. Но потехи ради их никто не убивает. Да и потом, золотые рыбки в любом случае долго не живут.
Я знала наверняка, что это не так, но ничего такого, разумеется, не сказала.
– Что касается Октавии, то она обитает в изготовленном по спецзаказу аквариуме стоимостью в полмиллиона долларов, – продолжала Мелинда, – и местные жители, и туристы ее буквально обожают, и в компании подружек, морских звезд, она чувствует себя на вершине счастья. Каждая Октавия содержится у нас год – осенью мы выпускаем ее в залив Саунд, а сами ловим другую.
– Постойте, как это?
– Они и живут-то год или около того. Поэтому по прошествии этого срока их приходится отправлять «на пенсию» и отлавливать молодых. Но если постояльцы проявят в этом вопросе настойчивость, скажешь, что нынешняя Октавия – отпрыск предыдущей. Ну а если кому-то не понравится, как мы здесь все устроили, отсылай ко мне – с такими я говорю сама. Поняла?
– От и до, – ответила я, хотя эти сведения мне совсем не понравились, но, поскольку для Мелинды это явно была больная тема, обрадовалась возможности закруглить рыбный вопрос и направилась к входной двери, где ей предстояло представить меня трем оставшимся «полуночникам».
С одним из них – Джозефом – мы уже встречались. Как оказалось, он не только приглядывал за дверью, но также исполнял обязанности носильщика и посыльного каждый раз, когда постояльцам требовалось отнести багаж или забрать с подземной парковки машину – до самого окончания смены Летучих мышей, когда на утреннюю вахту заступала команда Петухов.
Рядом с Джозефом стоял студенческого возраста здоровяк по имени Чак, громогласный и малоприятный секьюрити, трудившийся под началом начальника охраны мистера Кеннета.
– Как жизнь, мамзель?
– Окажи любезность, воздержись от использования этого словечка, – возмущенно заявила Мелинда, – оно может означать совсем не то, что ты думаешь.
– Но это же просто «девушка», только по-французски, – возразил Чак, чавкая во рту жевачкой, – ласкательное обращение. А почему у нее на беджике не имя, а прозвище?
Я опустила на бирку глаза:
– Меня действительно зовут Верди.
– Мама назвала тебя Верди? Она у тебя что, хиппи?
– Она умерла.
– Блин! – смутился Чак. – Опять херню сморозил.
– Соблаговоли воздержаться на работе от бранных словечек, – устало молвила Мелинда.
Он ее напрочь проигнорировал.
– Значит, Верди. Сдохнуть мне на этом месте, если ты знаешь, что наш Джозеф – потомок вождя племени Сиэтла, – поставил меня в известность Чак.
Джозеф тяжело вздохнул и отбросил с глаз прядь темных волос.
– Моя семья из Пуйаллапа, это где Такома. Совершенно другое племя.
– Да какая разница? Главное, скормить это дерьмо клиентам, – с ухмылкой сказал Чак. – Верно я говорю, босс?
