- Слышишь? - Петрова высунулась из мешка. Голова в шляпе так и поворачивалась туда-сюда, будто локатор.
Слух у Петровой был феноменальный - подсказки она слышала с последней парты.
Ребята крепко спали, сопели. Тимур даже похрапывал. Снаружи трещали цикады.
- Что я должен слышать? Дрыхни, а то завтра домой поедем!
Обычно это действовало безотказно.
- Труба, - шепнула Петрова, - Слышишь? Нас кто-то зовет.
- Почему нас?
Но пока я выпутывался из мешка, чтобы привязать ее руку к своей, (что я иногда делал в воспитательных целях и ради страховки от петровских сюрпризов), Петровой и след простыл.
Сияла полная луна, сияли крупные южные звезды, снежные склоны и ледники, откуда мы недавно спустились. И огни белого города внизу, и море в огоньках катеров, в котором мы завтра вдоволь наплаваемся, и лунная дорожка до горизонта...
Трещали цикады. Но теперь и я слышал трубу, играющую побудку, где-то совсем неподалеку, и почему-то мне, как и Петровой, стало очевидно, что она зовет на помощь. Даже не нас с Петровой, а именно меня, Олега Качалкина. Москва, улица Весенняя, дом 18, квартира 85, Советский Союз.
Вслед за Петровой я пошел на звук. Ноги так и несли меня, мы побежали, потом почти полетели - так мне показалось, пока не очутились перед черной круглой дырой с откинутой, тоже круглой, дверью. Будто крышка от старинных карманных часов.
Петрова попятилась, дрожа от страха и любопытства. Глаза ее из-под утесовской шляпы аж светились, как у кошки.
- Лезь первый, ты же м-мальчик, - выдавила она, заикаясь, -Н-не б-бойся, я с тобой.
Вообще-то я трусом не был, но лезть в это подземелье-часы совсем не хотелось. К крышке была привязана то ли веревочная лестница, то ли цепь толстая и, вроде бы, серебряная. Она свисала вниз, как бы приглашая - ну же, скорей! Снова из черной дыры прозвучала труба. Эх, была - не была! Я стал спускаться, следом - Петрова, едва не наступая мне на макушку.
Под нами и впрямь был циферблат. Лунные часы - старинные светящиеся римские цифры и два серебряных лунных луча вместо стрелок. Луч короче и луч длиннее. Оба подползали к двенадцати.
- Они отсчитывают тьму, - услыхали мы ломкий мальчишеский голос, Солнечные показывают свет, а эти - тьму. Ваше солнечное время заканчивается, грядет лунное...Ночь и хаос. Кончилась эра светлых годов, товарищи!
Я сразу узнал этого сурового мальчика-воина из гайдаровской сказки - в шинели до пят, с винтовкой через плечо и в буденновке. Но дул он совсем не в горн и не в трубу, а в небольшую то ли флейту, то ли дудку, которая в лунном луче сверкала и переливалась, будто хрустальная.
Я решил, что все это мне снится, и ущипнул себя за руку. Больно. Тут же меня ущипнула Петрова, еще больнее. Я наступил ей на ногу. Петрова взвизгнула и брыкнулась.
- Да не снюсь я, все и вправду хуже некуда, - вздохнул Кибальчиш, - Вот слушал ваш разговор у костра, кто о чем мечтает, - и про самолет-невидимку, и про город-сад в заполярье, и про элексир вечной молодости, который надумала изобрести эта барышня...
Петрова заявила, что никому и никогда про этот элексир не рассказывала, хоть и мечтала про себя.
- Рассказывала-не рассказывала - какая разница, все равно уже ничего не сбудется. Ни страны нашей больше не будет, ни дружбы народов, ни "человек проходит, как хозяин", ни пионерлагерей, ни самих пионеров...И белый город у моря, и эти горы содрогнутся от взрывов и покраснеют от крови. И снова проклятые буржуины всех одолеют, предадут, все прожрут и пустят по ветру...Щипайся-не щипайся, Качалкин, - никакой это не сон.
Тут Кибальчиш так больно наступил мне сапогом на ногу, что я заорал, что ладно, пусть не сон, только что же теперь делать?
Мальчиш сказал, что когда подслушал у костра наши мечты и планы, то подумал: вот настоящие ребята, готовые на подвиг, которые могут попытаться спасти великое дело борьбы за освобождение человечества. Что он долго звал, играл нам побудку, но все дрыхли.
- Лишь ты, Качалкин...
- Он тоже дрых, это я услыхала, - перебила Петрова. - Только нет у нас и в помине никаких буржуинов, все-то ты врешь, Мальчиш. А если б и были, то никак не сумели бы нас победить, потому что страна наша - самая сильная, могучая и несокрушимая в мире, которую даже фашистские полчища не одолели.
