4
Слава Савоев, именно он и был тем молодым человеком, который до смерти напугал Серсемыча, стоял на вершине холма и смотрел на солнце не щурясь, словно это было яблоко на ветке. Рядом с ним сидел на задних лапах огромный Аржек и смотрел на Славу, глаза у него слезились. Слава Савоев понимал, что с ним произошли какие-то непонятные изменения, но не удивлялся этому, принимал как само собой разумеющееся. В нем действовала бесстрастная, холодная и деятельно-циничная эмоция, не подавлявшая личность, а просто не обращавшая на нее внимания, позволявшая существовать рядом с собой и делать все, что ей заблагорассудится.
«Интересное сочетание, — отстраненно думал о себе Слава, — союз мента и ангела».
Слава мыслил по-земному, пока еще даже не подозревая, что теперь может мыслить, как элитарный лаоэр, существо, знающее все девятьсот девяносто девять имен Бога во всех девятиста девяноста девяти параллельностях и тоже бывшее Богом, не являясь им.
— Гляди, — изумился Федюшин, — стольник нашел. — Он поднял сторублевую купюру, зацепившуюся за вершину цветущего коровяка.
— И у меня тоже есть, — показал участковому крепко сжатые пальцы Серсемыч, — и тоже стольник.
— Придурок, — горестно покачал головой капитан, — ни хрена у тебя нету. — Он не глядя сунул сто рублей в руку пастуха: — Держи, раззява.
Федюшин остановился, сощурился, вглядываясь в человека, стоящего на вершине холма, и решительно зашагал по склону вверх. Человек повернул голову, и капитан узнал в нем старшего оперуполномоченного капитана Савоева из Таганрога, с которым встречался не раз и не два, по делу и просто так, город был рядом.
— Здорово, Савоев! — еще издали закричал Федюшин. — Пастухом решил стать?
— Привет, Федюшин, — удивился Слава, увидев станичного участкового. — На дневную дойку пришел или что?
— Да в основном «что», — хохотнул казачий ротмистр, пожимая руку Славе Савоеву. — Серсемыч вот, — он кивнул на заскучавшего лицом пастуха, — тебя за сексуального маньяка принял.
— Те чё брешешь, оглобля? — рассердился Серсемыч. — Я по другому факту его ошибочно заподозрил.
— Да ладно, — отмахнулся от него участковый, — молчи лучше. Какими судьбами? — спросил он у Славы Савоева.
— Вселенскими, — ответил Слава. — Решил от города отдохнуть, по степи побродить в одиночестве.
— Понятно. Это всегда у городских при сильном похмелье — то в степь, то в море тянет.
Федюшин решил не отягощать себя длительной беседой, попрощался и, развернувшись, пошел в станицу, предупредив сконфуженного пастуха:
— Еще одна бдительность, и я тебя в Донец закину, придурок.
Слава, Серсемыч и Аржек остались возле стада и глядели вслед удаляющемуся Федюшину.
— Эх, — вздохнул пастух, — пора коров к реке гнать на водопой и дойку.
— Гони, — равнодушно откликнулся Слава, — а я тут в тишине посижу часок и пойду на электричку, домой.
«Надо все-таки звякнуть в Таганрог, — решил Федюшин, входя в станицу. — Сообщить, что у нас оперативники по степи непонятно зачем шастают».
5
Станица Сущенковская затихла сразу же после полуночи, даже не было слышно шепота и смеха влюбленных. Лишь слегка выпивший Серсемыч сидел на бревне в своем дворе, возле давно требующего капитального ремонта саманного домика, и тоскливо смотрел на луну. Он вздохнул, и вместе с ним вздохнул окружающий его мир, то есть лежащий рядом Аржек, положивший свою морду на передние лапы. Серсемыч выбросил почти достигший губ окурок сигареты «Прима» и поднялся с бревна, намереваясь идти спать. Завтра чуть свет предстояло гнать стадо на дальний выпас, чуть ли не до Недвиговки. Опять приезжают иностранцы, носят их черти, чуть ли не каждую неделю кто-то приезжает, завтра вроде бы французы припрутся. Все из-за этого музейно-археологического комплекса «Танаис», да еще какой-то Тур приезжал из Норвегии и сказал, что казаки — потомки викингов. «А я из-за них, — с досадой плюнул Серсемыч, — хрен знает куда коров гнать должен». Он широко зевнул, глядя на небо, и вдруг увидел, как от того места, где он сегодня пас коров и встретил опера из города, которому забыл отдать стольник, исходит какое-то странное, напоминающее огромный распахнутый веер оранжево-синее свечение. Увидел это и Аржек, вскочил и бросился в сторону свечения.
