Джози(ласково). А ты поплачь, поплачь.
Тайрон. Не потворствуй. Потом пожалеешь. (В нем идет внутренняя борьба, но что-то заставляет его продолжать против воли.) Ну если уж ты так любишь себя мучить… Ведь я же тебе обещал рассказать, правда?
Джози(с недоумением). Ты обещал рассказать про эту блондинку в поезде.
Тайрон. Да она – часть этой истории. Я тебе все наврал. (Помолчав, с издевкой.) Ты не поверишь, что это могло быть. А если и поверишь, то не поймешь и не простишь… (Быстро.) Но кто тебя знает? Ты единственный человек, который сможет это понять. Потому что ты меня действительно любишь. И потому что ты одна из всех, кого я знаю, можешь понять, на какую подлость способен пьяный, пьяный до бесчувствия… особенно если он напился с горя.
Джози(нежно его баюкая). Конечно, пойму, дорогой.
Тайрон(смотрит на луну, отрешенно). Но я не мог допиться до бесчувствия, а старался. Я выпил столько, что и десятерых могло сбить с катушек долой… А на меня не действовало. И я сознавал, что делаю. (Глухо, после паузы.) Нет, Джози, не могу! Ты меня будешь презирать – справедливо презирать.
Джози. Никогда! Я тебя буду любить, что бы…
Тайрон(с каким-то странным, злым торжеством). Ладно! Помни. Ты обещала! (Умолкает, пытается заговорить, снова умолкает.)
Джози(с жалостью). Может, не надо? (Пауза.) Если тебе так больно.
Тайрон. Боишься, хочешь улизнуть? Поздно. Сама напросилась… Больно? А мне и должно быть больно! (Закрывает глаза. У него такой вид, будто ему хочется спрятаться. Лицо каменеет, голос становится монотонным, теряет всякое выражение, словно речь идет не о нем, а о ком-то постороннем.) До того как умерла мама, я не пил почти два года. Даже пива в рот не брал. Честное слово. И я знаю, выдержал бы и дальше. Ради нее. У нее никого, кроме меня, не осталось. Старик умер. Брат женился, у него родился ребенок, он зажил своей жизнью. Мама его потеряла. У нее остался один я. Ее всегда мучило, что я пью. Вот я и бросил. И даже с радостью. Ради нее. Ведь она была для меня – всем, всем, что мне дорого на свете. Ведь я ее любил. (Пауза.) Никто теперь в это не поверит… Но я ее любил.
Джози(ласково). Я знаю, как ты ее любил.
Тайрон. Мы поехали на Западное побережье, чтобы продать дом, который старик купил много лет назад. И вдруг она заболела. Не прошло и нескольких дней, как она впала в бессознательное состояние. Рак мозга. Врачи сказали, что дело безнадежное. Наверно, больше в себя не придет. Я совсем обезумел. Не мог вынести мысли, что ее потеряю. Меня снова потянуло к бутылке. Я напился и продолжал пить. Тут уж я стал надеяться, что она больше не придет в сознание и не увидит, как я пью. Я утешал себя тем, что она все равно не узнает. И она не узнала. (Помедлив, с издевкой над самим собой.) Врешь! Снова обманываешь себя. Ты отлично знаешь, что перед смертью она тебя узнала. Увидела, что я пьян. И закрыла глаза, чтобы больше не видеть, рада была умереть! (Открывает глаза и глядит в пространство, словно видит при лунном свете эту сцену у постели умирающей.)
Джози(успокаивающе). Тсс. Тебе это все померещилось потому, что ты чувствовал себя виноватым.
Тайрон(словно не слышит, снова закрывает глаза). Потом я так пил, что уже почти ничего не соображал. Но делал все, что надо, и никто не догадывался, как я пьян… (Пауза.) Но я все равно не забуду – похоронное бюро, ее тело в гробу с подкрашенным лицом. Я едва ее узнал. Она лежала такая молодая, милая, почти незнакомая. Чужая. И я ей был чужим. Такая холодная и безразличная. Больше ей до меня не было дела. Наконец-то она была свободна. Свободна от забот. От боли. От меня. Я смотрел на нее, и что-то со мной случилось. Я понял, что ничего не чувствую. Я знал, что должен страдать, но ничего не чувствовал. Казалось, я тоже был мертвый. Я знал, что я должен плакать. Даже пьяные слезы были бы лучше, чем ничего. Но я не мог плакать и проклинал себя: «Сволочь, ведь это же мама. Ты ее любил, а она умерла. Она ушла от тебя навсегда, и никогда, никогда не вернется…» Но ничего не помогало. Я пытался себя уговаривать: «Она же мертвая. Ей все равно, плачешь ты или нет. Ей теперь на тебя наплевать. Ей теперь хорошо, ты ее больше не можешь огорчить. Наконец-то она от тебя избавилась. Ради бога, отвяжись от нее хоть сейчас. Оставь ее в покое».
