— Что ты сказала?
— Что двадцатое декабря имеет для меня особое значение, что мне всегда грустно в этот день, а позднее, когда она рассматривала мои фотографии, я сказала ей, что в то время я совсем не смеялась. Если она сложит вместе два и два…
— Она очень сообразительна, эта журналистка, — заметила Доринда.
— Я знаю. Боюсь, что это все выплывет наружу. Подумай о девочках. И о Филипе. — Ванесса поежилась. — Представляешь, что газеты могут состряпать из этой историй. По сравнению с этим ссора с Чарли — только цветочки, а ягодки еще будут впереди.
— Я могу что-то сделать для тебя? Я готова оказать тебе любую помощь.
— Не знаю, но ты ведь являешься консультирующим редактором отдела светской хроники этого журнала, не так ли…
— Предоставь это мне. У меня есть прекрасная возможность подобраться к ее материалу и узнать, что эта сука замышляет.
— Чтобы вырваться вперед, нам нужно, чтобы сначала началась война, — полушутя-полусерьезно сказал Тони Бернс своему редактору отдела новостей. — Лучше всего — до пяти часов. — Подобно многим журналистам он никогда не задумывался о глубине человеческого отчаяния, об исковерканных судьбах — всем том, что нередко сопровождает подобные печальные события; он только видел перед собой броские газетные заголовки, способные привлечь как можно больше новых читателей.
Он зевнул. В этот момент в дверь просунулась голова.
— Есть минутка, босс?
Тони разрешил Кевину Джеймисону войти. Его неистовый главный репортер был из тех людей, руки и ноги которых в постоянном движении, а мозг ищет все новые и новые сюжеты — и вообще этот человек никогда не терял время зря.
— Эдинбургский корреспондент встречался с той медсестрой, что звонила нам насчет Ванессы Локхарт.
— Что он узнал?
— Медсестра говорит, что эта Локхарт родила ребенка, когда ей было всего пятнадцать. Медсестра тогда работала в больнице; она заявила, что узнала Ванессу по нашим фотографиям. Она клянется, что это та самая девушка и есть. Она пробыла при ней почти неделю.
— Кто родился: мальчик или девочка?
— Мальчик, она говорит.
— Что случилось с ребенком?
— Его усыновили через несколько дней после рождения. Медсестра не знает, где он сейчас, но она утверждает, что может сообщить имя человека, который наведет нас на верный след. Но она хочет получить за это настоящие деньги, босс.
— Что значит «настоящие деньги»?
— Я попытался предложить ей пару сотен, но она только подняла меня на смех. Еще ей известно, где и когда родился этот ребенок. Нам придется заплатить ей больше.
Если рассказ медсестры станет сенсацией, Тони готов был не задумываясь выложить и не одну тысячу. Сенсация не имеет ярлыка, на котором могла быть указана конкретная цена. Но даже самая крупная сумма еще не делает материал забойным. Многое зависит от того, какими, например, ресурсами обладает газета на данный момент; что, по их мнению, могут предложить их конкуренты; какое время года на дворе и не помешан ли их главный редактор на какой-то одной теме.
Эта наука даже близко не откосилась к числу точных. Каждый осведомитель считал именно свою информацию действительно стоящей. Но если данный сюжет перехватывал кто-то другой, то цена на него падала. В этом случае конечная цена могла оказаться значительно ниже начальной. Юристы каждой газеты хорошенько поднаторели на включении в договора этого пункта.
На Тони Бернса только что полученная информация не произвела такого впечатления, как на его главного репортера. Кого в наши дни интересует внебрачный ребенок? Вспомнив фотографию Ванессы, танцующей с наследником престола, Тони пошутил:
— Я бы скорее заинтересовался, если бы отцом ребенка оказался принц Уэльский.
Кевин засмеялся.
— Я спрошу его об этом в следующий раз, когда он заглянет в мой паб. Послушайте, босс, это будет отличным продолжением истории о «кошачьей драке», а если отцом окажется еще и человек известный…
Тони не поддержал его.
— Она всего лишь бывшая жена министра. Кого это заинтересует?
Кевин не стая настаивать. Если Тони сказал «нет», значит так оно и будет.
