— Всегда повторял, как он вас обеих любит. Как же! Он просто ловко притворялся. Возмутительно. Все должно быть только так, как устраивает его. Он — настоящий диктатор.
Эми подождала, пока Ванесса закончит свою тираду. Хотя она привыкла слышать, как мать ругает Чарли, критика в адрес отца была редкостью.
— В чем он солгал, мама? — спросила она, насыпая овсяные хлопья себе в чашку.
— Я говорю о ваших акциях. Твоих и Луизы. Он передает их все целиком Этой Особе.
— Я не понимаю. Чарли? Почему? Разве он может это сделать?
— Конечно, может. У него есть власть.
— Я не верю, что отец пойдет на это. Во всяком случае, не поговорив сначала со мной. Когда ты об этом узнала?
— Вчера вечером. Ты же слышала его речь, когда он сказал, что передаст управление корпорацией, но сначала посоветуется со всеми нами, советом директоров и семьей? Ну так вот, я узнала, что он уже принял решение.
Эми поджала губы.
— Луиза знает об этом?
— Нет, я хотела прежде поговорить с тобой. Я еще не видела ее сегодня. Наверное, она с лошадьми, как обычно.
— Я никогда не передам свои акции Чарли, и Луиза тоже.
Ванессу обрадовала решительная реакция дочери.
— Твой прадедушка тоже был бы против, могу тебе сказать, — добавила она. — Он просил заботиться о ваших акциях твоего отца, а не какую-то женщину, которую даже не знал.
— Ну, когда он составлял это завещание, — заметила Эми, — я была еще маленькой. Уверена, что если бы Эллиот Форрестер был сейчас жив, он не заставил бы меня ждать двадцатипятилетия, чтобы получить эти акции. Они мои, и я буду драться за них.
— Я уверена, что ты права, но это еще не все. Твой отец не сказал определенно, но у меня создалось впечатление, что Эта Особа войдет также в совет директоров, вместо него. — Ванесса поежилась. — Я вынуждена буду встречать ее на каждом заседании.
— О мама, как это ужасно для тебя. Это так несправедливо.
Они еще немного поговорили на эту тему, но о своей стычке с Чарли в дамской комнате Ванесса не упомянула, слишком смущенная, чтобы признаться дочери, что потеряла контроль над собой.
Когда Луиза вернулась с прогулки, ей рассказали об акциях, на что последовала такая же реакция, как и у ее сестры. Завязался маленький спор о том, что же теперь предпринять. Ванесса могла бы поднять этот вопрос на следующем заседании совета, но на это уйдут недели. Они могли бы попытаться заручиться поддержкой Уолтера Тредголда, но потом решили, что это маловероятно. Скорее всего, он будет на стороне Филипа, а не с ними. В конце концов они пришли в выводу, что Эми лучше всего поговорить с Филипом начистоту.
— У меня будет три дня на Рождество, чтобы отговорить его от этой затеи, — сказала она матери. Эми была уверена в себе. Отец никогда ни в чем не отказывал ей. Если кто и мог манипулировать им, так это она. Новенький «мини-мейфэр», стоящий у дома, был доказательством тому.
Девятнадцатилетняя девушка была горда, что ей наконец дали возможность проявить себя в серьезном деле. Став взрослой, она поняла, что слезы и обвинения Ванессы не действуют на Филипа, в то время как Чарли использовала совершенно другую тактику: обаяние, юмор и терпение. Эми для себя решила, что она не будет давить на отца, а постарается его уговорить. Она попытается убедить его, что стала взрослой и умной, и сама сумеет распорядиться своими акциями. С его помощью, конечно.
Она твердо решила уговорить его изменить решение. Если же он передаст контроль над акциями ее мачехе, это будет означать, что имея возможность выбирать, он не раздумывая выбрал бы Чарли.