Линна утыкается лицом в шерсть на загривке Сэма, вдыхает его теплый, живой запах.
— Тогда позвольте и мне остаться с ним. И с вами. — Она поднимает глаза на королеву пчел. — Ведь вы говорили, что хотите общества.
Черная сердцевидная голова откидывается назад.
— Нет. Остаться со мной значит не обладать больше никем.
— Там будет Сэм. И пчелы.
— И тебе их будет достаточно? Миллионы и миллионы подданных, десятки тысяч миллионов любовников, все одинаковые и пустоголовые, как перчатки. Ни друзей, ни семьи, никого, кто мог бы вытащить жало из руки?
Линна опускает глаза, не в силах вынести сурового лица женщины, гордого и жгуче одинокого.
— Я буду любить Сэма всем сердцем, — продолжает королева пчел, и голос ее нежен, как пчелиное жужжание. — Ведь у меня больше никого не будет.
Сэм перекатился на бок, терпеливо ожидая, пока Линна вспомнит о том, что его надо почесать. Конечно, он ее любит, но хочет, что ему почесали брюхо. «Живи всегда», — думает Линна и страстно желает, чтобы его искривленный позвоночник и ноги снова стали прямыми и здоровыми.
— Ну что же, ладно, — шепчет она.
Дыхание королевы пчел касается лица Линны сладким дуновением. Белль издает какой-то усталый, болезненный звук, как будто спрашивает о чем-то.
— Да, Белль, — шепчет женщина. — Теперь ты можешь идти.
Она прикасается к кошке тем, что могло бы быть длинной белой рукой. Белль глубоко вздыхает и застывает без движения.
— Не могла бы ты?.. — спрашивает королева пчел.
— Да. — Линна встает и берет кошку из ее черных рук. Кошачье тельце легкое, как вздох. — Я похороню ее.
— Благодарю.
Королева пчел опускается на колени и берет в ладони морду пса.
— Сэм? Хочешь немного побыть со мной?
Конечно же, он ничего не отвечает, только лижет гладкое черное лицо. Женщина касается Сэма, и он сладко потягивается, как щенок, который только что проснулся после долгого послеполуденного сна. Его ноги распрямляются, а взгляд становится удивительно ясным. Сэм вприпрыжку бежит к Линне, становится на задние лапы, чтобы слизнуть слезы с ее лица. Линна в последний раз зарывается лицом в его шерсть. Запаха болезни больше нет, только собственный запах Сэма. «Живи», — думает она. Когда Линна отпускает его, пес радостно обегает небольшой луг, потом возвращается и садится возле королевы пчел, улыбаясь ей.
Сердце у Линны сжимается, когда она видит эту улыбку, но такова цена знания о том, что он будет жить. Линна готова заплатить ее, но не может удержаться и спрашивает:
— Он меня забудет?
— Я буду напоминать ему каждый день. — Королева кладет руки на голову Сэма. — А дней у нас будет очень много. Он будет жить долго, будет бегать, гоняться за — назовем их кроликами — в моем мире.
Королева пчел прощается с Линной, целуя ее в щеки, мокрые от слез, затем отворачивается и идет туда, где клубящаяся тьма озера пчел смешивается с опускающимися сумерками. Линна жадно смотрит. Сэм оборачивается, он немного смущен, и она чуть было не зовет его назад, но… к чему бы он мог вернуться? Она улыбается, насколько хватает сил, и он по-своему, по-собачьи, улыбается в ответ. Затем Сэм исчезает вместе с королевой пчел.
Линна предает Белль земле, выкопав могилу лопатой из брезентовой сумки. Когда все сделано, уже наступают сумерки, и она ложится спать в своей машине, слишком усталая, чтобы что-ни-будь слышать или видеть. Утром Линна отыскивает дорогу и поворачивает на запад. Вернувшись в Сиэтл (он больше не серый, а золотой и зеленый, и голубой, и белый, во всей летней красе), она отправляет брезентовую сумку полицейскому Табору — Люку, Линна запомнила его имя, — вместе с письмом, в котором рассказывает все, что ей удалось узнать о пчелиной реке.
Пчелы больше не жалят Линну. Они залетают в ее сны, но никаких посланий не приносят, их письмена остаются загадкой. Однажды ей снится Сэм, он улыбается и прыгает на молодых здоровых ногах так близко, рукой подать, — и бесконечно далеко.
