Привалившись к машине, Аманда думала, что сказал бы на это Так. Так, который каждое утро ел яйца и мамалыгу в «Ирвинз», пил пепси из бокалов, куда бросал жареный арахис; Так, который прожил в одном и том же доме почти семьдесят лет и выбирался за пределы штата лишь однажды, когда во время Второй мировой войны его призвали в армию. Так, который телевизору предпочитал радио или патефон, потому что так у него было заведено с давних пор. В отличие от Аманды Так, казалось, принимал отведенную ему в этом мире роль.
Аманда допускала, что в этом безоговорочном приятии, возможно, заключена особая мудрость, которой сама она никогда не обладала.
Правда, у Така была Клара, и, может, в этом все дело. Они поженились, когда им было по семнадцать, и сорок два года прожили вместе. Из разговоров с Таком Аманда постепенно узнала о его жизни. Спокойно, без видимых эмоций Так сообщил ей о трех выкидышах Клары, последний из которых повлек за собой серьезные осложнения. После того как Клара услышала, что больше не сможет иметь детей, она плакала по вечерам каждый день почти год. Аманде также стало известно, что у Клары был огород, где она выращивала овощи и даже однажды победила в конкурсе на самую большую тыкву. А еще Аманда видела выцветшую синюю ленточку, до сих пор выглядывавшую из-за зеркала в спальне. Так рассказал Аманде, что, когда он наладил свой бизнес, они построили маленький домик на крошечном участке земли на реке Бэй близ Вандемира, по сравнению с которым Ориентал большой город, и они каждый год по нескольку недель жили там, поскольку Клара считала это место самым красивым на земле. Так описал Аманде, как, убираясь в доме, Клара подпевала радио, и признался, что иногда водил ее на танцы в «Ред-Лиз Трилл» — заведение, в которое Аманда регулярно ходила подростком.
В итоге она поняла: это была скромная жизнь, где любовь и радость находились в мелочах.
Это была достойная и честная жизнь, не лишенная горестей, но полноценная и счастливая.
Аманда знала, что Так понимал это как никто другой.
— С Кларой мне всегда было хорошо, — однажды подвел он итог.
Возможно, его душевность или все усиливающееся чувство одиночества были тому причиной, но Так для Аманды со временем стал кем-то вроде наперсника — ничего такого раньше Аманде и в голову прийти не могло. Именно с Таком она делилась своей болью и горем после смерти Беи, и только на его террасе она могла дать волю своему гневу на Фрэнка.
Именно Таку она поверяла все свои тревоги: о детях, о себе — в ней все больше крепла уверенность, что в определенный момент своей жизни она свернула не на ту дорогу. Она рассказывала ему о разных случаях в Педиатрическом Раковом центре, об убитых горем родителях и невероятно оптимистичных детях, и Так, кажется, понимал, что эта работа для нее своеобразная отдушина в тяжелой атмосфере ее жизни, хотя и не распространялся на эту тему. Чаще всего он просто держал ее руку в своей заскорузлой, испачканной машинным маслом ладони, утешая своим молчанием. В конце концов он стал ей самым близким другом, который, как чувствовала Аманда, знает ее, настоящую, лучше, чем кто-либо другой.
Но вот ее друга и наперсника не стало. Уже тоскуя по нему, она скользнула взглядом по «стингрею». Интересно, знал ли Так, что эта машина станет для него последней, думала Аманда. Он ничего ей не говорил, но, вспоминая сейчас свой последний визит, Аманда поняла, что он скорее всего что-то предчувствовал. В ее последний приезд он вручил ей запасной ключ от дома и, подмигнув, сказал: «Смотри не потеряй, не то придется разбивать окно». Тогда Аманда не придала особого значения его словам и спрятала ключ в карман. Она вспоминала и другие странности в тот вечер. Аманда рылась у него в шкафах, думая, что бы приготовить на ужин, а Так сидел за столом и курил.
— Ты какое вино любишь, красное или белое? — внезапно, ни с того ни с сего спросил он.
— Когда как, — ответила Аманда, перебирая консервы. — Иногда за ужином люблю выпить бокал красного.
— У меня тут есть кое-какой запас, — объявил Так. — Вон в том шкафу. Аманда обернулась.