Сорвав с пояса череполикий шлем, капеллан натянул его и загерметизировал. Продолжая держать пистолет в протянутой руке, верховный капеллан потянулся к висевшему на поясе розарию. Он активировал бы мощный генератор силового поля, но враг уже был здесь. Внезапно туман в зале забурлил от быстрых движений. Кромсатели. Уйма кромсателей. Они появились из пола. С потолка. Из внешней стены, как и сам Энобарб. Вцепились в него кристальными когтями и пастями, полными похожих на иглы зубов. Верховный капеллан чувствовал, как их острые как бритва хвосты хлещут его адмантиевый панцирь, а на коленях, локтях, плече и шлеме смыкаются сокрушительные тиски подобных лопатам голов.
Взвыв от изумления и досады, Энобарб взмахнул рукой, отбросив двух чудовищ. А затем, пока готовые вновь наброситься кромсатели ползли по полу, прикончил их из болт-пистолета. Ещё один смертоносец вцепился в капеллана сзади и целиком проглотил его латную перчатку вместе с пистолетом. Энобарб выстрелил вновь, и болты разорвали тварь изнутри. Зверь умер, но подобные клыкам кинжалы застряли в оружии и руке. А всё новые кархарийские хищники появлялись из дыр и разбитых дверных проёмов. Они набрасывались на капеллана, размахивая ужасными крючковатыми когтями, прыгали со стен, пола, потолка, даже с раскачивающегося трупа Корадока.
Сорвав с пояса крозиус арканум, верховный капеллан вдавил кнопку активации силового оружия. Полным холодной ярости взмахом он разрубил двух кромсателей пополам, рассёк зверям головы и оторвал лапы и хвосты.
Пол перед космодесантником треснул, и ужасно оголодавший кромсатель — крупный даже для своего вида — вырвался из потрескавшихся от мороза камней. Он набросился на Энобарба, челюсти сомкнулись на шее, а жуткие когти вцепились в края нагрудника. От силы удара верховный капеллан отлетел назад и потерял равновесие, а набросившиеся звери повисли на каждой части его конечности.
Энобарб взревел, когда его тело в силовом доспехе проломило часть разбитой стены и рухнуло в пролом. Алый Консул ощутил, что он падает. Инстинкт выживания заставил капеллана разжать кулак, позволив свирепой маленькой твари вырвать крозиус. Вцепившись в быстро уменьшающуюся плитку, Энобарб выпустил собственные кристальные когти и вонзил их в древний камнебетон. Верховный капеллан висел на двух чудовищных когтях, а кромсатели свисали с его доспеха. С мёртвым весом и сомкнутой пастью проглотившего пистолет кромсателя на одной руке и вцепившимся челюстями в шею и повисшим на спине огромным зверем Энобарб едва ли мог себе чем-то помочь. Внизу его ждали тысячи метров открытого падения, удар об неровный обрыв основания улья и кишащие кромсателями ледяные бездонные разломы под белым саваном Сухой Слепи. Такого не переживёт даже сверхчеловеческий организм верховного капеллана.
Сквозь визг, скрежет зубов зверей и собственное тяжёлое дыхание Энобарб слышал грохот дисциплинированного снайперского огня. Через край обрыва мимо верховного капеллана сыпались тела кромсателей, разорванных метким лазерным огнём или прыгнувших совсем не туда. Энобарб посмотрел наверх. Его два когтя скрежетали по камнебетону каждый раз, когда повисшие на Алом Консуле твари метались, пытаясь найти опору. Кто-то смотрел на него с обрыва. Силуэты в шлемах и алых панцирях, закутанные в снежные плащи и сжимающие снайперские винтовки. Ещё одна группа смотрела вниз с верхнего яруса, а ещё одна — со следующего.
Энобарб узнал стоявшего прямо над ним скаута.
— Бэди… — с трудом выговорил имя верховный капеллан, но ничто в пустом взгляде и бездушных глазах неофита не сулило ему жизни. Пока ствол ружья Бэди опускался в унисон с оружием его сообщников-скаутов, мысли Энобарба проносились через целую жизнь, полную боевого опыта и учений примарха. Но теперь Робаут Жиллиман и его "Кодекс" ничем не могли помочь и, после достойного расстрельной команды спуска курков, изрешечённое лазерами тело верховного капеллана Энобарба рухнуло в белую пустоту.
В Ораториуме столпились великаны, чьи тени рассекали голографические графики. Каждый Алый Консул был подобен изваянию из мускулов, облачённых в подпоясанные кушаками мантии цвета их призвания. Лишь два Астартес у дверей Ораториума стояли в полных белых как снег и алых церемониальных доспехах: сержанты Рейвенскар и Боэмунд безмолвно наблюдали за братьями, стоявшими у круглой рунной плиты, которая занимала большую часть зала. Двери распахнулись, и под звук шипения нагруженной гидравлики в зал тяжело вступил Болдуин в сопровождении собственного слуги. Сверхчеловек оглянулся.
