— Я не Уортингтон. Я Фицпатрик.
— Да, хорошо. Это досадно.
Правда в том, что она привыкла вести себя как королева из Техаса. Я не думаю, что она понимает, как высокомерно разговаривает.
— Сомневаюсь, что мой отец согласился бы с тобой.
Она откашливается, словно у нее что-то застряло в горле.
— Что сей военный человек делает в наши дни?
— Он в военно-морском флоте.
— Ну и бог с ним.
— Уверен, он передал бы тебе наилучшие пожелания, но, увы, папа на подводной лодке, где будет еще шесть месяцев.
— Он покинул свою невесту так скоро после свадьбы? Жаль, — говорит она монотонным голосом. — Дерек, садись. Ты заставляешь меня нервничать. Очень плохо, что ты не обналичиваешь чеки, выписываемые за счет твоего трастового фонда, и мне приходится высылать тебе наличные.
— Я не просил трастовой фонд или какое-либо содержание, — мои дедушка и бабушка создали его, когда я родился. Думаю, это была их попытка заманить меня в Техас, в надежде, что я поработаю на «Уортингтон Индастриз» хотя бы день. — Кстати, дом престарелых «Солнечная сторона» благодарит тебя за щедрые пожертвования.
Бабушка вздыхает.
— Я получила благодарственную карточку. Я уже являюсь благотворителем для многих учреждений. Эти деньги для тебя, Дерек. Ты мог бы на них одеться, я не хочу, чтобы ты жил как нищий. Теперь садись и ешь.
— Я не голоден. Послушай, бабуля, в письме ты упомянула, что хочешь сообщить мне что-то важное. Почему бы просто тебе не выложить, что тебе нужно, и мы, наконец, покончим с этим, потому что, по правде говоря, вся эта фигня «бабушка-внук-воссоединение» со мной не работает.
— Ты хочешь правду?
Понятное дело. Я поднимаю руки, призывая ее уже все выкладывать. Я готов отсюда уехать и снять на неделю номер в отеле.
— Я хочу, чтобы ты жил со мною, — она не моргает, и на ее лице нет даже намека на улыбку. Думаю, женщина вполне серьезна. Возможно, у нее нет смертельного заболевания, но она, безусловно, бредит.
— Этого не произойдет. Ты зря тратишь время.
— У меня есть неделя на то, чтобы ты передумал, — она делает глоток чая, а затем ставит чашку на стол. — Ты дашь мне неделю, Дерек. Ведь так?
— Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен прямо сейчас выйти за дверь.
— Потому что это то, чего хотела бы твоя мама.
Эштин
Первый тренировочный день, сегодня мы будем делиться на команды для игр. Я просыпаюсь от звонка будильника в пять утра и направляюсь в душевую. На ее двери весит большая табличка.
с 5:00 до 5:45
ЗАКРЫТО
ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН
Кто-то зачеркнул «ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН» и написал вместо этого «ФРИМОНТСКОЙ СУЧКИ». От этих слов становится больно.
Я стою под горячим душем. Мне хочется уехать домой. Может Лендон был прав в том, что я попала в «Элит», потому что я девушка, а они хотели выполнить своего рода норму.
Что я здесь делаю?
Я выхожу из душевой и снимаю табличку. Я не собираюсь потакать сплетням об этой надписи, где меня называют «фримонтской сучкой». Я потеряю уважение, если буду неспособна принять шутку. Пятеро парней с полотенцами вокруг бедер уже ожидают своей очереди. Один из них Лендон. Он кивает, когда я прохожу мимо него и говорит что-то парню, стоящему рядом с ним.
Вернувшись в комнату, я беру телефон и замечаю, что получила пять сообщений.
Джет: Найди нам нового квотербека, который переведется во Фримонт, даже если тебе придется переспать с ним! Будь другом. (Шутка)
Вик: Не теряй время! (Шутка)
Трей: Не слушай Вика и Джета. (Моника велела мне написать это. Она сидит рядом.)
Моника: Удачи! Целую-обнимаю.
Бри: Парни там симпатичные? Пришли мне фотки!
Они напомнили мне, что у меня есть работа, которую нужно выполнять, особенно теперь, когда Лендон оказался придурком и бросил нашу команду. Если я смогу завлечь скаутов во Фримонт, чтобы посмотреть, как я играю, то каждый игрок получит шанс быть замеченным. Я не могу отказаться или отступить.
Мой телефон звонит перед тем, как я отправляюсь на тренировку. Это Дерек. Я игнорирую звонок. Мне так много нужно сказать ему, но я не могу сделать это сейчас. На этой неделе мне надо сосредоточиться на футболе, больше ни на чем.
