– Неужели ваши недоразвитые мозги не способны воспринимать даже простейшие указания?
– Н-нет, сэр, – сказал Гарри.
Он стиснул челюсти и поднял голову. С ним уже такое бывало – ему не привыкать. Разве Дадли с дружками не били его практически каждый день? Но он не собирается раскисать.
– Нет, сэр, – возразил он снова. – Я не слабоумный.
– В самом деле? – протянул профессор, словно клещами сжимая его руку. Чёрт, будет ещё один синяк.
– Тогда почему вы здесь, когда вам следует быть в постели?
Что он мог ответить? Уж точно не правду! Это лишь вызовет новые вопросы, гнев Дурслей и, возможно, исключение из школы. Он знает, как это бывает. Одна медсестра, в начальной школе, задавала много вопросов, и он честно на них ответил: о том, сколько он ест, и о том, как часто его осматривает врач; а потом люди из социальной службы пришли на Тисовую улицу и задали ему те же вопросы в присутствии Дурслей. И что он мог сказать? Он лгал, и улыбался, и говорил, что всё замечательно, после чего та медсестра стала относиться к нему, как к ищущему внимания психу. Он не хотел даже вспоминать реакцию дяди на этот визит.
Снейп дёрнул его за руку и прорычал:
– Мальчик, я задал тебе вопрос!
Несмотря на данное себе обещание не раскисать, Гарри дрогнул.
– Виноват, сэр!
– Несомненно! Я полагаю, ты счёл, что не обязан отвечать на вопрос, не так ли? И что правила существуют для всех, но только не для Поттеров? Тогда позволь мне кое-что объяснить тебе, сопляк: когда я отдаю приказы, это означает, что им надо подчиняться. И если я что-то запрещаю, ты не должен этого делать!
В конце этой тирады он притянул к себе Гарри так близко, что забрызгал слюной его лицо и голую грудь. Даже без очков Гарри мог видеть отвращение и ярость в глазах профессора.
– Да, сэр. Простите, сэр. Я буду соблюдать распорядок дня.
– Разумеется, будешь! Отработка в семь вечера. И. Не. Опаздывать.
Тряхнув Гарри в последний раз, профессор оттолкнул его и удалился из ванной комнаты, угрожающе взметнув чёрными одеяниями.
Гарри схватил своё полотенце и вытерся, затем стал торопливо одеваться, стараясь выкинуть стычку из головы. На самом деле, профессор не сказал ничего такого, чего бы Гарри не слышал от Дурслей. Он был даже рад, что Снейп не задал ему больше никаких вопросов – вопросов, на которые он не смог бы ответить.
Одевшись, он прокрался в слизеринскую гостиную и быстро – так быстро, как только мог – сбегал проведать Хедвиг и отправить её с поручением в Хогсмид, в «Лучшее платье». Местонахождение совятни было частью сведений, почерпнутых от старост, как и список портных, обслуживающих школу.
Он едва успел вернуться, как соседи по спальне стали просыпаться. Полусонные слизеринцы разбредались по душевым и гостиной, а Гарри тем временем занялся чтением учебника по зельям, намереваясь наилучшим образом подготовиться к встрече со Снейпом в классе. Ещё он достал кусок пергамента и попробовал писать пером и чернилами. От пера грязи было гораздо больше, чем от шариковой ручки, и, после того как он заляпал чернилами свой свиток, Гарри готов был отдать сотню шоколадных лягушек за обыкновенный карандаш – разобрать хоть что-нибудь было почти невозможно.
Пытаясь отскрести лишние чернила, он увидел, что в гостиную спустился Малфой, прикрытый с обоих флангов двумя рослыми парнями, которые, казалось, следовали за ним повсюду. Гойл и Крамм... нет, Крэбб. Хотя Гарри не был уверен, что точно знает, кто из них кто. Другое дело – Малфой. Совсем нетрудно выделить его из толпы, с его-то светлыми волосами и постоянной полуусмешкой – как будто он знает, что с тобой сыграли какую-то шутку, и по сходной цене готов поведать тебе о ней.
Пока Гарри наблюдал за ними, Малфой сотоварищи неторопливо приблизился к дивану и плюхнулся на него, но Гарри не оставлял своего занятия. За ужином Малфой не сказал Гарри ни слова, но был одним из тех, кто глазел на него.
– Нелепо, не правда ли? – сказал блондин, прикрывая рукой зевок. – То, что мы должны так рано вставать каждый день. Я могу понять – в первое утро, когда расписание ещё не утряслось. Но в выходные?
