Вот, к примеру:
Я знала, что Лиллит раньше остальных чувствовала приближение ветра и воды.
Я знала, что Вэрил каждый вечер тренировалась у себя в комнате, пыталась наверстать упущенное.
Я знала, что Мамма не раз засыпала с рыданиями, а Вэрил хотела превратиться в дождь или снег. И никто не знал, во что превратится Лиллит, когда уйдет.
А я знала, во что бы Лиллит ни превратилась: в облака или в дождь, следующей буду я, а не Вэрил. Я.
И что, возможно, обо мне тоже кто-нибудь будет плакать.
Я уже начала составлять списки. Я готовилась.
Мамма постоянно поднимается вверх к Клиффуотчу.
— Вы оставайтесь дома, — говорит она мне и Вэрил. Но я все равно следую за ней, стараюсь держаться поближе и вижу, как Лиллит обходит все туманы по краю утеса, вижу, как широкая спина Маммы сотрясается от рыданий.
Люди погоды и должны определить штормы, о которых думают, дать им имя, а потом предупредить всех нас о состоянии погоды и в конечном счете сражаться с ней. И ничего с этим не поделаешь.
В наше с Маммой отсутствие к нам в дом приходит мэр и вешает ленточку нам на дверь. Каждый вторник мы будем получать дополнительную порцию молока.
Но это все равно ничего не способно исправить. Молоко не заменит сестру.
— Погода продолжает забирать их. — Голос Маммы полон гордости и грусти, когда она возвращается. Теперь она больше уже никогда не произносит слово «непутевая», не слушает других, когда они начинали приводить в качестве поучительного примера Лиллит или ее тетку. — Мы брюзжим из-за нашего себялюбия, — говорит она. — Мы не хотим, чтобы они менялись. — Ее тетя ушла уже давным-давно.
В самом начале мы все дважды навещали Лиллит. Один раз, когда следовали за шквалистым ветром, который пронесся по городу. Второй раз — внизу, у рыбацких лодок, где любят играть молнии. Она спасла рыбака, которого стало уносить в открытое море, вернула его лодку обратно в безопасную гавань.
Мы могли бы навещать ее чаще, но Мамма не хотела, чтобы мы нахватались каких-нибудь идей.
Около нашей двери появляется корзина с устрицами. А в другой раз — связка копченой рыбы.
Когда приходят штормы, люди погоды прогоняют их, называя их имена. Крича на них. Еще можно нырнуть прямо в шторм и разбить его на части, но такая вероятность появляется лишь после того, как ты превратишься в ветер или дождь.
Как я уже сказала, штормы все равно будут приходить. Чтобы противостоять им, мы должны знать, как они называются. И мы способны помочь людям погоды, чтобы они не изматывали себя. Так говорит Мамма после ухода Лиллит.
Люди погоды предупреждают нас. А потом мы все вместе сражаемся с атмосферой.
— Штормы стали намного умнее нас, — шепчет Вэрил в ту ночь, когда мы не можем уснуть, переживая из-за ухода ее сестры-близнеца, — после того, как мы испортили погоду. Ветер и дождь привыкли к победам. Им это нравится.
Погода, словно хищник, которому не было равных, разрывала нас на части после того, как небо стало серым, а море вздыбилось.
Некоторые утонули, других унес ветер. Кто-то убежал, чтобы найти безопасное укрытие. Место вроде нашего города. Высокие скалы окружают нас со всех сторон, образуя длинный коридор, сквозь который мы можем заранее увидеть наступление океана.
Когда-то на месте нашего города был курорт, но затем погода стала поглощать людей. А все из-за того, что небо и сам воздух испортились. Так это объясняла Вэрил.
Вскоре мы перестали терять наши сокровища, отдавая их ветру. Все началось с большого: дома оставались невредимыми. Часовая стрелка на башне никуда не исчезла. Затем наступило время и для малого: вроде листков бумаги или лепестков цветов. Я была удивлена тому, как много цветков сохранялось на деревьях нетронутыми.
Ветер не ожидал, что его жертвы смогут освоиться и дать отпор.
Когда погода наконец поняла, что ее перехитрили, присвоив имена всем ее явлениям, тогда ветер стал охотиться за людьми погоды. Потому что хищник всегда должен нападать. А что же люди погоды? Когда они становились достаточно легкими, то поднимались в облака и оттуда, сверху, отталкивали погоду.
— Через отверстие, которое остается после них, — шепчет Вэрил, и я в полудреме едва слышу ее слова, — можно увидеть небо, оно такое же голубое, каким было когда-то наше старое джинсовое платье.
