Джей выпустил из объятий дочь, которую все это время отчитывал за то, что она впуталась во все это. Остальные родители, включая Молли, тоже с хмурым видом смотрели на своих детей.
— Как бы я хотел оказаться сейчас дома, — прошептал Джей Канва дочери, — а не сидеть здесь взаперти с этими людьми.
— Что вы имеете в виду под «этими людьми»? — возмущенным тоном поинтересовалась Норма Верлейн, сидевшая напротив него.
Стены снова задрожали и послышался грохот.
— Норма, не заводись, — сказала Регги. — Я уверена, что он ничего такого не хотел сказать.
— Нет, мне интересно, — не унималась Норма. — Что делает нас «этими людьми»? Ведь мы просто пытаемся жить своей жизнью и воспитывать наших детей. В то время как в вашей стране нормой теперь считается все, что угодно, от абортов и противоестественных сексуальных отношений до всовывания в человеческий мозг всякого нанотехнологического мусора. Так что это я должна задаваться вопросом, почему мне приходится терпеть таких людей, как вы!
— Я собственными глазами видел, что в вашей стране делают с людьми вроде меня, — тихо сказал Джей Канва.
— Как будто калифорнийцы не похищают постоянно американских детей, чтобы превращать их в секс-рабов и проституток. Из-за этого я теперь глаз не спускаю с Саманты.
— Мам, — сказала Саманта, и это слово, состоящее всего из одного слога, могло означать все, что угодно. От: «Хватит позорить меня на глазах у моих друзей» до «Ты не сможешь защищать меня вечно».
— Мы не воруем детей, — возмутились Сендер. — Это нелепый вымысел.
— Вы вечно все воруете. Сейчас вы воруете воду, — сказала Тери. — Для вас нет ничего святого, никаких правил, как будто бы разрешено все, что вы только захотите!
— Но не мы отправляли полмиллиона человек в трудовые лагеря, — возразила Петре — тихая седовласая женщина, обычно покупавшая книги по садоводству и истории Италии.
— О нет, конечно! Вместо этого Калифорния превратила миллионы человек в кибернетических рабов комплекса «Другй», — сказала Регги, — это гораздо гуманнее.
— Да угомонитесь вы все! — возмутилась Молли.
— Сказала женщина, которая пытается быть слугой двух господ, — презрительно бросила Норма, указав на Молли пальцем.
Все шестеро взрослых, кроме Молли, продолжили кричать друг на друга, пока в маленькой комнатке не стало так же шумно, как и на поле боя снаружи. Стены комнаты дрожали, дети собрались вместе и сидели, прижавшись друг к дружке, а взрослые орали во всю глотку, пытаясь перекричать грохот снарядов. Все знали, что военный конфликт возник из-за прав на обладание водой, но за все эти долгие месяцы, пока люди выслушивали все эти ужасающие истории, они пришли к выводу, что это праведная война во имя святых принципов. Ради их детей, ради их свободы. Все кричали друг на друга, а Молли забилась в угол рядом со стеллажом, на котором хранились книги по теологии, закрыла уши руками и смотрела на Фиби, сидевшую на корточках в противоположном углу вместе с Джоном и Зейди. Ноздри Фиби раздувались, она вся напряглась, как будто готовилась к спринтерскому забегу, но внимание девочки было сосредоточено на двух ее друзьях, которых она пыталась утешить. Молли внезапно почувствовала, как к ней возвращается прежний страх, что она была плохой матерью.
Затем Фиби встала и крикнула:
— ДА ПРЕКРАТИТЕ ВЫ ВСЕ!
Все перестали кричать. Словно произошло какое-то чудо. Все замолчали и уставились на Фиби, которая держала за руки Джона и Зейди. Несмотря на доносившийся снаружи грохот, в комнате воцарилась зловещая, почти торжественная тишина.
— Вам должно быть стыдно, — сказала Фиби. — Мы все устали, напуганы и проголодались, возможно, нам придется просидеть тут всю ночь, а вы ведете себя как дети. В этом месте нельзя кричать. Это книжный магазин. Здесь нужно просматривать книги и читать их в тишине. Если вы не можете вести себя тихо, вам придется уйти отсюда. И мне плевать, что вы друг о друге думаете. Вы, черт возьми, должны быть вежливыми, потому что… потому что… — Фиби повернулась к Зейди и Джону, а потом посмотрела на маму, — потому что сегодня первое заседание нашего книжного клуба.