— Что… — начинает он.
— Замолчи. — В лице Морено — ни кровинки. — Это скверно.
— Насколько скверно?
— Замолчи и дай мне подумать!
Она снова опустила визор. Ее пальцы пляшут по панели управления. Масштабные линейки сжимаются и растягиваются, словно резина. Топография вращается и приближается, вперед, назад; пелагические складки становятся резкими и вновь размываются, по мере того, как Морено меняет диапазон. Ее шепот — черт, черт, черт — служит тревожным контрапунктом писку преобразователей.
— Я не могу найти «Сильви», — наконец тихо признается она. — По крайней мере целиком. Возможно, какие-то куски на восьмидесяти семи. Которые смыло.
Галик ждет.
— Она была на девяноста метрах. — Морено делает глубокий вдох. — Макушка той… штуки достигает пятидесяти. Должно быть, прихлопнула их, как гребаная мухобойка.
— Но что это было?
— Я не знаю. Никогда не видела ничего подобного. Похоже на чудовищную сейшу.
— Я знаю, что это.
— Это… как если пикноклин колеблется туда-сюда. Подводная стоячая волна. Но большие сейши бывают только в озерах и морях. Водоемах со стенами, от которых может отразиться волна.
— Тихий океан — это водоем. У него есть стены.
— Тихий океан огромен. То есть да, иногда возникают океанические сейши, но они очень медленные. Растягивают слой смешения на несколько метров за несколько лет. Может, иногда стимулируют очередной Эль-Ниньо. Но ничего подобного тому, что мы видели.
— Десять лет назад не было ничего, подобного Намаке.
— Точно.
— Сейчас в океанах столько тепла, что ураганы не успевают остыть, чтобы рассеяться. Может, сейши это тоже усиливают.
— Может. Не знаю.
— Может, они даже подпитывают друг друга. Не осталось ничего линейного, сплошные точки перегиба, и…
— Я же сказала, что не знаю. Сейчас все это не имеет значения. — Она поднимает визор, смотрит на торчащую из потолка красную ручку. Дергает за нее. Сквозь корпус доносится тихое металлическое икание и негромкий вой. На панели что-то мигает.
— Спасательный буй?
Морено кивает, опускает визор, хватает джойстик.
— А мы не должны, ну, сделать запись? Выслать детали?
— Уже сделано. Протоколы погружения, телеметрия, даже разговоры в рубке. Маяк сохраняет все это автоматически. — Уголок ее рта напрягается. — Кстати, ты там тоже присутствуешь. Суб, конфискованный НМИ[37], разведывательное погружение. Может, они поторопятся, зная, что одному из их мальчиков на побегушках грозит опасность.
Она двигает джойстик вперед и влево. «Пинагор» кренится.
Галик смотрит на показатель глубины.
— Вниз?
— Думаешь, кто-то отправит спасательную миссию по воздуху через Намаку? Думаешь, я настолько спятила, что поднимусь на поверхность, даже если они это сделают?
— Нет, но…
— Если спасение и придет, оно придет сбоку. А поскольку вы бы не стали тащить сюда «Сильви» от самого кафе, если бы нашелся кто-нибудь поближе, надо полагать, спасателям придется добираться издалека. Я права?
Мгновение спустя он кивает.
— Возможно, помощь прибудет только через несколько дней, даже если наш сигнал пробьется через все это дерьмо, — говорит Морено. — А лично я не готова не дышать целую неделю.
Галик сглатывает.
— Я думал, эти штуки сами делают кислород. Из морской воды.
— Морской воды у нас в избытке. Но для электролиза нужен живой аккумулятор.
— Вы направляетесь за «Ирл».
Она стискивает челюсти.
— Я направляюсь за тем, что от нее осталось. При ударе какие-то топливные элементы уцелели.
— Есть шансы, что кто-то выжил?
Большинство модулей оснащены аварийными отсеками, убежищами с твердой оболочкой, где экипаж может укрыться в случае катастрофы. При условии, что у него будет время туда добраться.
Она не отвечает. Возможно, не позволяет себе надеяться.
— Мне… мне жаль, — выдавливает из себя Галик. — Не могу представить, что…
Морено в шлеме склоняется над панелью управления.
— Замолчи и дай мне вести судно.
«Пинагор» никогда не молчит. Его нутро бурлит и шипит. Двигатели зудят, будто электрические комары. Неутомимые преобразователи пингуют океан в поисках отражений массы и плотности.
Его пассажиры — погруженные в карикатурную модель мира за пределами корпуса — ничего не говорят.
