– Но как все-таки вы убили доктора? – встрял Челубей.
– Тут уже немцы отличились. Умная нация, ничего не скажешь. Дело в том, что опыты Михаила Михайловича зашли в тупик. Он использовал для взрыва треххлористый азот. А это не очень сильная взрывчатка. Примерно втрое слабее, чем тротил. И доктору не хватало мощности! Он начал придумывать всякие улучшения. Например, добавил в колбу один ингибитор…
– Что за ингибитор? – не понял Лыков. Ему ответили сразу трое:
– Замедлитель реакции.
Сыщику стало неловко. Даже Яшка Недашевский знал это слово! Он заупрямился и потребовал объяснений. Тогда Разуваев уточнил:
– Для увеличения выхода лучевой энергии во время взрыва есть несколько путей: можно усилить взрывчатое вещество, а можно замедлить скорость взрыва. Для второго и нужен ингибитор.
– То есть доктор нашел способ улучшить результаты?
– Нашел, – вздохнул физико-химик. – Перед самой смертью.
– Вы знаете, что за вещество он использовал? – быстро спросил Недашевский.
Разуваев нехотя признался:
– Нет. Филиппов держал это в секрете даже от меня. Но результаты резко выросли. По-моему, он готовился заменить и взрывчатку. И тогда это была бы бомба – всем бомбам бомба!
– Но вы сказали мне в Берлине, что Филиппов на самом деле ничего не изобрел, – напомнил Алексей Николаевич. – Значит, солгали? Это не так?
– Да, я солгал вам. Понятно почему: чтобы полиция от меня отстала.
– И это было настоящее оружие?
– Да, – снова вздохнул Разуваев. – Тому есть доказательство. В тот же день, когда умер доктор, на Охте взорвался жилой дом. Взорвался и загорелся, были жертвы. Так вот, это сработал подрывной аппарат Филиппова.
– Как это вышло? – возмутился сыщик. – Кто посмел?
– Да случайно получилось. Начали разбирать аппарат, а он уже был настроен. Кто-то из чинов охранного отделения повернул рычажок. И полетело! Как раз на Охту и угодило.
Лыков вспомнил, что боковое окно лаборатории Филиппова действительно выходило прямо на охтинские кварталы. Сыщик содрогнулся. Ладно хоть до пороховых заводов не дострелило! Ай да доктор Филиппов, ай да гений-одиночка! Он на самом деле изобрел оружие…
Между тем ассистент продолжил:
– Третьим способом повысить результаты является введение в замкнутое пространство аппарата соляных растворов. Тогда повышается проходимость импульса, растет мощность. Идею с соляными растворами Филиппову подсказал Гереке. Но неспроста. Мне Гереке велел во время опыта держаться от аппарата подальше. А я передал совет Енотаевскому.
– Стало быть, вы оба присутствовали в лаборатории в момент смерти ученого? – догадался сыщик.
– Конечно. Иначе как бы я сумел вынести бумаги? Енотаевский договаривался с дворником, тот, оказывается, тоже был агентом охранки.
На этих словах физико-химик закрыл лицо руками и замолчал.
– Что с вами?
– Так… Вспомнил, как упал Михаил Михайлович… Будто подкошенный! Дайте мне минуту.
Лыков тактично помолчал, потом сказал:
– Петр Никодимович, у нас мало времени. Вы начали говорить про соляные растворы.
– Да, простите. Растворы… Во время экспериментального взрыва по ним проходит волна. И создается эффект детонации в круге радиусом около метра. Но ведь организм человека тоже являет собой соляной раствор! Михаил Михайлович этого не учел. А немцы уже знали, от Дёринга. У него так убило ассистента… И Филиппов погиб, когда слишком близко встал к своему аппарату. Вскипела кровь, и конец… Он и раньше рисковал: получал сильные ожоги, на нем загорался прорезиненный фартук. На этот раз вышло страшнее. Но так, как и требовалось, чтобы запутать полицию. По всем признакам – сердце, а на самом деле убийство…
– А вы двое? Жались в этот момент по стенкам?
– Да. И дрожали, не долетит ли детонация до нас. Жуткая была ночь… Как только мне хватило духу все проделать? Дождаться смерти доктора, схватить заранее приготовленные бумаги, добежать до шапирографа, снять копии и вернуться к утру…
– Как вы обманули подполковника Сазонова, я понял, – заговорил Лыков. – Но как удалось задурить немцев?
– Я их вовсе не дурил. Это слишком опасно в моем положении.
– Но вы отдали им второсортные бумаги! Разве не так? Иначе что же вы предлагали Моргану?
