Зубатов встал, прошелся по комнате. Он как будто сделался выше и осанистей.
– И вообще, Алексей Николаевич, отложите ваше служебное рвение. Ни к чему оно в таком деле. И бумажкой своей, подписанной Плеве, тут не машите. За политическую агентуру перед министром отвечаю я. Эти люди ежедневно рискуют жизнью. Любая утечка для них гибельна. Секретные осведомители – передний окоп борьбы с террором, там жизнь человека кончается в один миг. Я их берегу, я их понимаю. Я им сочувствую. Бросьте требовать лишнего, пожалейте и вы этих мучеников.
Лыков не нашел, что возразить. Заведывающий Особым отделом был не просто чиновник. Он создал целую культуру общения с агентами, поставил политический розыск в империи на недосягаемую прежде высоту. Зубатов стал отцом-основателем новых охранных отделений. И не жалел сил и времени на укрепление монархии. Сергей Васильевич был на две головы выше любого правоохранителя, включая Лыкова. И он знал об этом, и Лыков тоже.
Неловкую паузу прервал Зубатов. Он глянул на часы и сказал:
– Вот что, уважаемый Алексей Николаевич. Мы немного извинимся перед вами за молчание и откроем некоторые карты. Хотите поучаствовать в одном интересном допросе?
– Кого будете потрошить?
– Сейчас сюда приведут штабс-капитана Григорьева. Этот офицер был слушателем Артиллерийской академии, но вдруг очутился в террористах. Его вместе с другим слушателем, Надаровым, завербовал все тот же Гершуни. Артиллеристы намеревались убить Плеве и Победоносцева. Но не только! Гершуни предложил офицерам испытать новый подрывной аппарат, опытную модель. Понимаете, о чем шла речь?
– Аппарат Филиппова, – пробормотал сыщик.
– Именно.
– Спасибо, Сергей Васильевич, весьма признателен.
Лыков принял участие в допросе и узнал новые неприятные факты. Более всего он был поражен тем, что в террористы подался офицер. Офицер! Присягу давал. Его дело – страну защищать от внешних угроз. А тут молодой образованный человек, с приятным одухотворенным лицом, говорит такие вещи.
Штабс-капитан Григорьев теперь и сам уже не мог понять, как поддался на уловки боевиков. По его словам, Гершуни был просто дьявол. Он буквально загипнотизировал их с Надаровым, парализовал волю и способность рассуждать независимо. Сейчас офицера вместо академического знака ждала тюрьма. В лучшем случае разжалуют в рядовые и отправят в дальний гарнизон…
О загадочном оружии Григорьев знал мало. Со слов Гершуни, оно способно на расстоянии в несколько сот саженей взорвать каменное здание. Хоть крепостной форт, хоть Зимний дворец. И уничтожить всех, кто там находится. Оружие должно появиться у Боевой организации к Рождеству.
Алексей Николаевич вернулся к себе хмурый. Уже и офицеры начали изменять присяге. Причем штабс-капитан Григорьев, очевидно, умный и порядочный, но попался в сети. Его счастье, что в разговоре с Гершуни у них не дошло дело до покушения на царя. Только намекнули про Зимний дворец. Иначе сейчас беднягу ждала бы петля. А так… Получит урок и, может быть, одумается, станет верным слугой Отечеству.
После открытия новых фактов отношение сыщика к Филиппову изменилось в корне. Энциклопедист чертов! Взял подряд на совершение массового убийства. Взорвать и поджечь здание вместе со всеми, кто в нем есть… Но ведь в Зимнем дворце постоянно находятся сотни и даже тысячи людей. А шедевры мировой живописи – их тоже спалят?
Уже к вечеру Алексей Николаевич занес свои открытия в черновик акта дознания. И в мрачном настроении отправился домой. Идти ему было до Моховой пять минут. Жандармы оказались умнее, чем думал о них сыщик. Все они знали. И не позволили опасному оружию попасть в руки террористов? Лыков даже остановился от неожиданной мысли. Неужели он прав? Сазонов окружил доктора Филиппова плотным осведомлением, может быть, он засек и немцев? И дал им прикончить изобретателя? Тогда бумаги, что достались германской разведке, – ерунда. Их или проредили, или даже подправили. Резидент получит от кайзера орденок, но стрелять пушка Филиппова не сможет. А Дурново хладнокровно солгал коллежскому советнику, что Сазонов ничего от него не скрыл…
