Лыков ушел задумчивый. Как можно жить, если знаешь, что тебя не сегодня завтра прикончат? Он был в такой ситуации в Варшаве, где боевики устроили на русского сыщика охоту. Невыносимо тоскливо, все валится из рук, можешь думать только об этом…
После разговора положение коллежского советника изменилось. Лопухин был у Плеве в особом фаворе, тот доверял ему полностью. Но в случае с Лыковым, видимо, дал строгое указание. Алексей Николаевич получил задним числом все наградные, а затем восстановился и нормальный ход его службы. Директор сам с ним не общался, при встречах был вежлив, но поручения передавал через вице-директора Зуева. Большей частью это были прямые задания Плеве.
Глава 2
Приказ с самого верха
20 июня 1903 года Лыкову телефонировал Зуев:
– Алексей Николаевич, ступайте немедля в министерство. Плеве требует, очень срочно!
– Нил Петрович, уже лечу.
Министр принял сыщика сразу. Он был хмур и деловит.
– Вот выписка из депеши, мне передал ее военный министр. Автор – германский морской агент барон Шиммельман. Почитайте, что пишет этот мерзавец начальству!
– Перлюстрация? – догадался Лыков. – Ну-ка…
Текст перехваченного донесения поразил его. Барон сообщал в генеральный штаб, что операция с неким Филипповым прошла успешно. Он мертв, и петербургская полиция ничего не заподозрила. Секретные исследования доктора и его рукописи выкрадены, их со дня на день доставит в Германию агент Макс.
– Шпионство с убийством русского подданного? Неслыханно! А кто этот доктор Филиппов, ваше высокопревосходительство?
– Я запросил градоначальство. Неделю назад умер доктор натуральной философии Филиппов. Скончался от удара у себя на квартире. Кстати, во время химического опыта!
– Видимо, тот самый. А полиция ничего не заподозрила и констатировала, надо полагать, смерть от естественных причин.
– Вот что, Алексей Николаевич, займитесь этим делом, – заявил Плеве. – Вы уже занимались контршпионством. Куропаткин обещает содействие. Они там создали наконец военную контрразведку – вот пусть и потрудится.
– А при чем тут военные, Вячеслав Константинович? Налицо уголовное преступление, мы сами с ним разберемся.
Министр покосился на коллежского советника и нехотя пояснил:
– По словам Куропаткина, этот Филиппов изобретал какое-то варварское оружие. Вот армия и засуетилась. Хотят знать, что нахимичил доктор натуральной философии.
– Понятно.
– Там вообще клубок, – продолжил Плеве. – Филиппов этот был под негласным надзором полиции как марксист.
– Ясно… Его вело столичное охранное отделение или наш департамент?
– Вот вы и разберитесь. Даю вам все полномочия дознавать это дело. Все! Жандармы, охрана, департамент обязаны отвечать на ваши вопросы и оказывать полное содействие. Соответствующая бумага уже ждет вас в приемной. Скажу больше: известием обеспокоен сам государь. Он взял происшествие на свой контроль. Революционер изобрел новое оружие, его украли германцы, а самого горе-изобретателя умертвили. Чудовищно! А потом это оружие выстрелит против нас? Ах, немчура…
– Разрешите приступать?
– Да, идите. Начинайте рыть землю немедленно. Знаю, вы это умеете. Кстати, – вдруг развеселился министр, – от военных будет помогать ваш приятель генерал Таубе. Вместе вы горы своротите, хе-хе.
Коллежский советник отправился за бумагой. Документ был сильный, Плеве использовал весьма энергичные выражения. Участие в дознании Таубе тоже понравилось сыщику. Военный министр Куропаткин, конечно, тот еще дундук, но у армии свои средства, они могут пригодиться.
Алексей Николаевич знал от приятеля, что тому удалось сдвинуть с мертвой точки свою старую идею. При управлении Второго генерал-квартирмейстера Генерального штаба в большой тайне было создано Разведочное отделение. Оно являлось внештатным и не указывалось ни в одном открытом документе. Виктор Рейнгольдович, по должности директора канцелярии Военно-ученого комитета, руководил новой секретной службой.
Перед тем как телефонировать барону, Лыков запросил в секретариате справку на загадочного ученого-социалиста Филиппова. Ему дали лист бумаги. Сведений оказалось негусто. Михаил Михайлович Филиппов, редактор журнала «Научное обозрение». Хороший журнал, семейство сыщика его выписывало! Проживал на улице Жуковского, в доме номер тридцать семь. Что еще за улица такая? Секретарь пояснил, что это новое название переименованной Малой Итальянской. Ученую степень Филиппов получил не абы где, а в Гейдельберге. Состоял под негласным надзором полиции. Постановлением Особого совещания МВД от 1 июня 1901 года ему запретили жительство в университетских городах сроком на год. Отбыл высылку в курортном финском городке Териоки и вернулся в Петербург. Умер 12 июня от паралича сердца вследствие органического сердечного порока. Похоронен 16 июня на Волковском православном кладбище.
