– Да. И еще почему вы не известили об этом Вячеслава Константиновича.
– Вы пока не докладывали ему об этом?
– Нет. Хочу сначала услышать ваши объяснения. Вдруг в результате и докладывать не придется.
– Вот и промолчите, – со значением сказал Дурново, пристально глядя в лицо Лыкова своими ястребиными глазами.
– Промолчать?
– Да. Хотя бы до конца августа. Такая у меня к вам просьба.
– А что случится потом? – с вызовом спросил коллежский советник. – Подполковник Сазонов предложил мне дождаться, пока Плеве взорвут и вопрос исчезнет сам собой. Вы не это ли имеете в виду, Петр Николаевич?
Он знал Дурново много лет, уважал его и никогда еще не позволял себе говорить с этим человеком в таком тоне. Но то, как начался разговор, сильно не понравилось сыщику.
Однако Дурново и не думал обижаться. Более того, он ответил совершенно равнодушно:
– Конечно, его убьют. И правильно сделают.
– Петр Николаевич, что вы такое говорите?!
– А что я говорю? Чистую правду. Нельзя же воевать с целой страной. Это глупо. И для дела не полезно. Такой политикой Плеве оказывает медвежью услугу своему государю.
– Но…
– Алексей Николаевич! – Дурново стукнул кулаком по подлокотнику. – Вы же умный человек. И в душе согласны со мной. Разве не так?
Пришла очередь задуматься Лыкову. Он действительно не одобрял душительскую политику министра. Время идет, общество меняется, людям требуется все больше свобод. Это и есть прогресс, эволюция, назови как хочешь. Управляй этим, если ты политик. Вода дырочку найдет, направь ее в нужное русло, иначе прорвет плотину. Но Вячеслав Константинович Плеве считал по-другому.
– Петр Николаевич, я не готов сейчас к дискуссиям, однако я помню о служебном долге. Скажите мне только одно: почему?
– Почему я взял на себя и не довел до министра? Потому что у того и без нас полно дел. А еще потому, что проговорил вопрос насчет Филиппова наверху и получил поддержку.
– Наверху? – удивился сыщик. – У государя?
Дурново невесело усмехнулся:
– В моем положении товарища министра трудно видеться с государем.
– Тогда с кем?
– Ну, есть важные люди, царедворцы, которые формируют мнение Его Величества.
– Но почему не поговорить со своим министром?
– Вячеслав Константинович не верит мне, а я не верю ему. Знаете, Алексей Николаевич, когда много лет служишь с кем-то бок о бок, порой возникает взаимное раздражение. Не замечали?
– Стойте. Вы оба нужны монархии, вы оба достойные люди! И…
Дурново нетерпеливо поднял ладонь:
– Остановитесь. Я вас прошу отложить беседу с Плеве насчет бумаг Филиппова до конца августа. Ищите убийц, там у вас ни коня, ни воза… А про аппарат и статейки забудьте. Пока.
– Что же изменится в августе?
– Тогда я отвечу на все ваши вопросы. Если они у вас еще останутся. – Дурново буквально прожег сыщика взглядом и добавил: – Если согласны подождать, я сочту это большим одолжением для себя лично с вашей стороны. И не оставлю без вознаграждения.
– А если не согласен? – спросил коллежский советник. – Сочтете враждебным актом?
– Само собой, – кивнул товарищ министра. – И тоже не оставлю без ответа. Выбирайте.
Лыков встал, одернул сюртук и сказал:
– Петр Николаевич, последний вопрос. Вы, как я вижу, в курсе моего дознания и вообще всего дела доктора Филиппова. Точно подполковник Сазонов ничего от меня не скрыл? Чего-то важного, что поможет найти убийц?
– Точно. Можете мне поверить.
– Честь имею!
Лыков вышел из начальственного кабинета и задумался. Плеве сидит на этом же этаже. Восьмой час вечера, скорее всего, он сейчас у себя. Можно попробовать зайти и объясниться. Но что-то удерживало сыщика. Он не боялся угроз Дурново и намеков Сазонова. Но Петр Николаевич обнаружил слабину у сыщика: так ли прав министр? Ну, кое-что подчиненные от него утаили. И теперь боятся, что Лыков доведет их промашку до Орла. Учитывая его нрав, можно предположить, что полетят головы… Поможет ли это в поиске убийц доктора Филиппова? Не факт. А вопрос серьезный, безопасность государства на кону. Все больше и больше Алексей Николаевич убеждался, что Филиппов не блефовал, а действительно что-то изобрел. И немцы напугались не зря. Лучше пока заняться самим дознанием, а не той пеной, что клубится вокруг него.