– Каждый день, когда я приходил с работы, ты готовила изысканный ужин со свечами на столе и самой лучшей посудой. А я был бы счастлив получить гамбургер и сесть перед телевизором, положив ноги на кофейный столик. Но мне не разрешалось класть ноги на кофейный столик, хотя на самом деле это всего-навсего старая скамья, пережившая одну войну, пожар и два наводнения.
Картина, которую он нарисовал, привела Джессику в ужас. Казалось, Кейд сейчас замолчит, но теперь, когда плотину прорвало, он уже не мог остановиться.
– Мне хотелось поговорить с тобой, как мы говорили раньше, о мечтах и идеях, о твоем искусстве. Хотелось посмеяться с тобой, почувствовать себя беззаботным. Но вдруг выяснялось, что ты не хочешь говорить ни о чем, кроме цвета стен в детской. Или о том, что нам хорошо бы купить новый диван, и не слишком ли много эстрагона ты положила в еду. Эстрагона, Джесс!
«Вот так в отношениях и появились первые трещины, – подумала она. – А потом все покатилось по наклонной».
– Мне хотелось встряхнуть тебя и сказать: «Кто ты такая и куда ты девала мою Джессику?»
Только после того, как Кейд исчез из ее жизни, Джессика поняла, насколько глупо было создавать проблему из того, о чем она сама потом тосковала.
– Но ты… – Попытка возразить замерла у нее на губах.
Возможно, он прав, и, вместо того чтобы броситься в контратаку, она задумалась над его словами. И вдруг впервые пришло в голову, что это она во всем виновата. И если намеревалась стать хорошей матерью, нет, самой лучшей матерью, стоит начинать работать над собой уже сейчас. А это означает признать, что со своей ролью в отношениях с Кейдом она справилась плохо. До сих пор Джессика говорила себе, что она здесь ни при чем и во всем виноват он.
– Что с тобой произошло? А главное, что я должен был с этим делать?
– Ничего, – тихо ответила она. И с грустью добавила: – Я думаю, дело в том, что после смерти матери мне постоянно хотелось вернуть тот мир. Мне было всего двенадцать лет, когда у нее нашли редкую форму рака. И через три недели она умерла.
– Я знаю, – отозвался Кейд, напоминая, как много о ней знает.
– Но есть то, чего ты не знаешь. Возможно, до этой минуты я сама не осознавала этого, но хотела вернуть себе тот мир. После ее смерти мы с отцом и братом остались одни. И все пошло прахом. Дом выглядел просто ужасно. Мы питались готовой едой и макаронами с сыром. Я даже не могла пригласить к себе друзей, потому что в доме царил жуткий беспорядок. Мне хотелось вернуть мою хорошую благополучную семью.
– О, Джесси. Я должен был догадаться.
– К тому времени, когда мы поженились, у меня уже сложилась в голове идея по поводу того, как выглядит идеальная жизнь. А когда я почувствовала, что ты недоволен, подумала, что нам надо сделать следующий шаг для укрепления семьи.
– Ты решила, что хочешь завести ребенка.
– А разве ты не хотел ребенка?
– Конечно, хотел. Но, возможно, не для себя. Я хотел видеть счастливой тебя. Не похоже, чтобы подбор краски для стен и творческий подход к использованию эстрагона делали тебя счастливой. Казалось, я тоже не в состоянии это сделать.
Теперь Джессика смотрела в лицо печальной правде. У нее был прекрасный муж, который ее любил, но каким-то образом она умудрилась превратить их жизнь в мучение.
Нельзя сказать, что у них не возникало реальных проблем. Но почему она сосредоточила все свое внимание на том, как надо и как не надо, вместо того чтобы заделывать мелкие трещины в отношениях, пока они не превратились в пропасть, разделившую ее и Кейда?
Несмотря на то что разговор получился болезненным, он принес Джессике облегчение. Он должен был состояться еще год назад, когда они окончательно отдалились друг от друга. Если бы они поговорили еще раньше, возможно, смогли бы предотвратить разрыв.
– Когда случился первый выкидыш, я решила, что это жестокое напоминание о том уроке, который я вынесла из болезни матери, и я должна держать все под контролем. А вместо того, чтобы принять ситуацию, я стала сопротивляться еще сильней. Чем сильнее чувствовала, что у меня ничего не получается, тем сильнее старалась все контролировать. В особенности тебя.
